– О, я перепробовала столько разных занятий! Кем только не работала! Где только не жила! – Она помолчала, борясь с накатившим волнением. – И вдобавок, ты представь только, влюбилась по уши.
Дедушка Энгус изогнул брови.
– Влюбилась по уши? Ну что ж, теперь понятно, отчего ты нос повесила. Не хочешь ли чистосердечно признаться старику, как все было?
– Чудесно, дедушка, просто чудесно! Он такой нежный, такой заботливый, такой благородный! Он думал, что я простая официантка в пабе, но ему было все равно. Он полюбил меня такой, какая я есть, а вовсе не из за денег. Приютил меня, дал мне работу. Защищал от всех опасностей.
– А чем сей юный джентльмен занимается? – полюбопытствовал дед.
– Ну, состояния у него, в общем то, нет…
Он писатель. Я помогала ему с его новой книгой. Он нанял меня в ассистентки.
– А целоваться он умеет, этот твой писатель?
– Дедушка! Как ты можешь спрашивать? – задохнулась Шатти.
– Послушай, мы с тобой всегда доверяли друг другу наши тайны. Честность – вот наш девиз.
Так что должен же я убедиться, что парень и впрямь достоин моей внучки!
– Ах ты, противный любопытный старикашка! Если хочешь знать, по части поцелуев он даже тебе сто очков вперед даст!.
– Значит, целуется он получше этого задохлика Мира?
– О, еще бы! – хихикнула Шатти.
– Вот и славно, – подвел итог дед, поглаживая руку внучки. – А то этого Мюира я всегда терпеть не мог. У него глаза так и бегают… Сразу видно: проныра из проныр!
– Всю свою жизнь я вела себя как хорошая девочка, слушалась родителей. Они мной гордились, – задумчиво произнесла Шатти, разом посерьезнев. – Но я понятия не имела, какова я на самом деле. И к замужеству я готова не была.
Ты ведь это сразу понял, верно?
Энгус кивнул.
– А теперь ты наконец то разобралась в себе, детка?
– Думаю, да. Хотя бы отчасти.
– Благодаря этому твоему писателю?
– Да, – призналась Шатти. – С ним я чувствую себя свободной. Весь мир словно утрачивает значение, важно только то, что мы вместе.
– Так где же это чудо из чудес? Почему я еще не познакомился с этим замечательным молодым человеком?
– Сейчас он в Бретани, . – вздохнула Шатти, разглядывая сцепленные пальцы. – Он уехал вчера, на четыре месяца. Он звал меня с собой, но я сказала «нет».
– Так почему, во имя всего святого, ты сказала «нет», а не «да»?
– В силу многих причин, – потупилась Шатти.
– Надеюсь, что я в число этих «многих причин» не вхожу.
Она ласково сжала руку деда.
– Разве я могла не вернуться, услышав, что ты болен?
– Но мне уже лучше. Так поезжай себе в Бретань, к своему милому, и будь счастлива.
– Все куда сложнее, дедушка, – пожаловалась Шатти. – Он очень гордый человек, а я вся из себя богатая и титулованная… Боюсь, вместе нам не быть. Папа его в жизни не одобрит. Вряд ли Кеннет хоть раз в жизни заглядывал в биржевые сводки. Он живет на старой рыболовной шхуне. У него и фрака то нет! А с мамой просто удар случится.
– Да плюнь ты на отца! Твой папаша – вздорная старая перечница, вот кто он такой. Да и мать не лучше. До сих пор не верю, что мы с Беатрис произвели на свет такую манерную жеманницу. Наверняка в клинике младенцев подменили. У моей дочери ни искры авантюризма в душе нет! Так что эти двое будут тебя тиранить и мучить, пока в могилу не сведут. – Дед указал на столик у окна. – Дай ка мне вон тот альбом.
Шатти послушно вручила больному роскошный, с золотым тиснением альбом с фотографиями. |