— Да я и сам могу.

— Я уж поухаживаю за тобой, пока ты больной, — сказала Аманда и ушла за кофе. Мартин проводил ее взглядом.

А ведь у него, получается, действительно никого нет на земле — кроме Аманды. Алейн. И не было никогда. Можно, конечно, разыскать родню Гранера… чушь какая. Кто он Гранеру — никто. И зачем он нужен его родне?

Но и Аманда, с горечью подумал Мартин…

Легкой своей походкой она вернулась к нему, поставила на стол две чашечки с белыми шапками пены, присыпанными шоколадом. Семейство позади них ретировалось, дедушку торжественно везли впереди в инвалидном кресле. Теперь Алейн и Мартин остались в кафе вдвоем.

Физиолог стал мрачно ковыряться ложечкой в пене, не глядя на тайри.

— Да, — сказала она внезапно, — кстати, ты можешь спросить у меня об этом вслух. Да, я могла уже давно подать вам идею, как вылечить Альцгеймер. И я знаю, как лечить рак. Могу и вам подсказать, как создать надежные методы. Да, Мартин, и до сих пор я этого не сделала. Как и много чего другого.

— Ты вот говоришь, прости, — Мартин с силой сжал ложечку в кулаке, взглянул на нее жесткими теперь светлыми глазами, — за то, что сделали со мной. Тут ладно, это не твоя вина. Я верю. Я тебе действительно верю. А вот это — как простить? Как ты это себе представляешь? То есть вы, такие вот сверхлюди, хладнокровно наблюдаете за нами, а у нас гибнут еще не старые люди от рака… дети… И вообще — сколько вы там живете, две тысячи лет?

Алейн тяжело вздохнула.

— Март, когда я воплотилась здесь… в смысле, мою личность перенесли в тело ребенка, и я еще раз выросла на Земле, обрела земной опыт современный. Я ничего не знала о тайри. И я вышла замуж и родила ребенка. У него, у моего Дениса, была болезнь Дауна.

Он вскинул на нее глаза. Алейн кивнула.

— Я была обычной русской студенткой. Муж сразу ушел, узнав, что ребенок больной. Я растила его одна, без помощи. Родители совсем немного подкидывали денег, и все. Но я любила Дениса. Он был такой… солнечный, понимаешь? Славный. Мне казалось, даже лучше обычных детей. И он умер. У них же часто бывают пороки сердца, у даунят, у Дениса было очень большое незаращение перегородки. Он умер во время операции.

Она помолчала, отведя глаза.

— Все это время тайри наблюдали за мной. Ждали момента, когда меня можно будет инициировать. Крайнего срока. Март… Дениса можно было не только спасти — можно было создать ему другое тело, с нормальными хромосомами. Кера-то у них не повреждена. Был бы нормальный здоровый мальчишка. Но они не сделали этого.

— Какого же черта, — хрипло начал Мартин. Алейн качнула головой.

— Потому что слишком многое стояло на карте. Нельзя было вмешаться до срока. Они ждали буквально до первой оговоренной, рассчитанной минуты — и только тогда вмешались в мою жизнь и инициировали заново. Если бы это случилось раньше — моя адаптация была бы недостаточной, и я не могла бы делать здесь все то, что сделала. И ты знаешь… изменились бы судьбы целых народов. К худшему, Март, изменились бы. К еще худшему, чем сейчас.

Мартин молчал. Алейн подняла свою чашечку. Отпила кофе.

— Сурово у вас все, — наконец буркнул он.

— Это просто жизнь, — с тоской сказала Алейн, — и если ты думаешь, мне это все нравится…

— Неужели нельзя как-то проще жить?

— Нельзя.

Мартин допил свой кофе.