Молотов тоже увидел меня — не мог не увидеть. Несколько бронированных ЗИЛов за спиной, охрана. Под ногами — таял последний снег, было то волшебное время, когда солнце уже зашло — но ночь еще не наступила, и голые ветви деревьев — четко, как тушью прорисовывались на фоне темнеющего неба. Гомонили грачи.

Я сделал шаг. Потом еще один шаг…

— Вячеслав Михайлович…

Тот словно не веря, смотрел на меня, на нынешнего Генерального. И явно сравнивал… не мог не сравнивать. Но он был членом партии и для него это было важнее всего. Важнее даже памяти о Хозяине…

— Михаил Сергеевич

Голос у него был не старческий.

И я, понимая, что и это разойдется, и моему имиджу реформатора будет нанесен сокрушительный удар, сказал

— Чаем напоите?

Молотов с Мжаванадзе были соседями, видимо дачи распределялись по алфавитному списку. Но не факт — Молотов занимал бывшую дачу Ягоды. Тут был еще в тридцатые дачный поселок НКВД, с лодочной станцией, теннисными кортами и прочим. Самой дорогой деревней мира — Жуковка еще не стала…

В доме Молотова было тихо, лишь постоянно работало радио, сбивая с толку и раздражая — я никогда, там где жил, никогда не держал включенным радио: бубнеж радио может заглушить звук тихо открытой двери или осторожные шаги или что-то еще — и вообще отучает слушать и слышать. По радио давали какой-то концерт, кроме Молотова в доме была домработница, она наскоро собрала на стол и испуганно убежала. Темнело…

Я думал… а вот что спрашивать? Что спрашивать с человека, который сам, лично подписал больше сотни расстрельных списков? Который не только не останавливал, но и участвовал в работе машины репрессий и террора. О чем?!

Нельзя, кстати сказать, что это только его вина или только вина Сталина… это вина прежде всего общества и системы, в которой отсутствовали необходимые сдержки и противовесы. В конце концов, это интеллигенция десятилетиями прививала людям презрение к закону, верно? Я ведь хорошо знаю историю, а пожив в США — хорошо узнал и американскую историю. В США были и свой Вышинский, и свой Ежов. Сенатор Маккарти создал комитет по расследованию антиамериканской деятельности. Юрист из Минюста по имени Рой Кон, главный обвинитель по делу супругов Розенберг, добившийся смертного приговора — он готов был ради карьеры полстраны пересажать и перестрелять. Рой Кон, кстати, потом стал главным юристом и политическим крестным отцом Дональда Трампа, он был геем и одновременно преследователем геев, умер от СПИДа. А взять директора Гувера, который сорок восемь лет рулил ФБР? Знаете, на чем они все споткнулись? На судебной системе. Им не удалось запустить механизм чрезвычайного правосудия и лишить граждан США хоть в какой-то мере конституционных прав. Они могли арестовать кого угодно — но им тут же приходилось представлять его в обычный суд, судящий по обычному закону и предоставлять задержанному адвоката. На этом дело об антиамериканской деятельности рассыпалось. Они могли еще вызвать человека на слушанья в комитет Конгресса, предъявить ему обвинения в неуважении к Конгрессу и приговорить — но только за неуважение к Конгрессу. Им удалось так приговорить к реальному сроку только одного человека и нескольких к штрафам, после чего вся их работа рассыпалась. Кстати, современные американские обвинители добились намного большего — теперь можно конфисковывать имущество без решения суда по закону РИКО, и существует порядок обвинения в терроризме и антигосударственной деятельности, по которому человека можно держать под стражей без предъявления обвинения сколько угодно долго. И я не говорю о практике, когда людей осуждают по показаниям информаторов, но самих информаторов из соображений безопасности не представляют в суд и не позволяют защите провести их допрос, то есть лишают обвиняемого одного из фундаментальных прав — знать, кто и в чем его обвиняет.