Вообще, в СССР крайне дешевая энергия во всех видах. И это ошибка — что дешево, то никто не ценит и не экономит.

Прошли по станции, я попросил сводить меня на последний из вступивших в строй реакторов — четвертый.

Странно — стоишь и знаешь, что здесь через год, меньше чем через год здесь разыграется страшная трагедия. Говорят, что перед аварией — люди видели скорбящую Богородицу в небе.

Как же навредили этой аварией…

Как навредили…

Я думаю, у нас до сих пор нет должной оценки того, как сильно ударила по бюджету Чернобыльская АЭС. А ведь скоро еще Армения, и эту трагедию предотвратить не удастся.

Начал разговаривать с дежурной сменой — многим под тридцать, есть и кому тридцати нет. Вот такие вот мальчишки — смогут ли они противостоять давлению начальства, толкающего на должностное преступление? Ведь все началось с главного инженера, который то ли диссертацию готовил, то ли хотел чтобы его заметили — но именно он придумал провести на работающем реакторе эксперимент, и именно он с грубейшим нарушением техники безопасности отключил систему аварийной защиты, после чего на реакторе работать стало вообще нельзя, не то что эксперименты делать. В нарушение инструкции в журнал дежурной смены не вписали запись об отключении АЗ (если бы вписали, главный инженер и начальник смены пошли бы под суд за работу с отключенной АЗ) и старший смены узнал об отключенной АЗ только во время самого эксперимента. И вот на него, тридцатилетнего парня (который по должностной инструкции в период своего дежурства отвечает за реактор) легло решение — либо аварийно отключить реактор и оставить без света пол Украины, либо продолжать выполнять преступные указания зам главного инженера (главный ушел домой).

— Покажите, как защищен реактор…

Меня провели какими-то белой плиткой облицованными коридорами в комнату. Ту самую, откуда и отключается АЗ — после аварии на ЧАЭС все системы АЗ сделают не отключаемыми…

— Это что?

Я показал на дверь

— То есть любой может зайти сюда и отключить систему безопасности?

Я повернулся к Щербицкому

— Вот видите, Владимир Васильевич. Нет пригляда партии, нет ячейки — и никто не ставит вопрос. Никто не вникает. Бардак, товарищи…

— Кто здесь из КГБ? У кого станция на оперативном обслуживании?

Через коридорную толпу пробился молодой опер, отрапортовал.

— Как зовут? Имя?

— Виталий, товарищ Генеральный секретарь.

— Где начальник горотдела КГБ?

Через толпу протолкался еще один человек. Это был Виктор Клочко, подполковник, начальник горотдела КГБ. Тоже отрапортовал.

Я буквально силой забрал у Брюханова ключ от комнаты с АЗ и вручил офицеру КГБ.

— Комнату немедленно закрыть и опечатать. Здесь и на всех реакторах. На всех! Ключ от ней должен быть не у персонала станции, а у сотрудника КГБ на оперобслуживании которого находится станция. Это первое.

— Второе. Ты не должен считать, что ты член этого коллектива. Ты сотрудник государственной безопасности, Виталий. Государственной. Безопасности. Ты представляешь здесь государство и следишь за безопасностью. Безопасность — это не только персонал станции, кто что по ночам слушает и какие анекдоты рассказывает. Это безопасность самой станции и людей вокруг. Вы должны участвовать во всех принимаемых на станции решениях, и даже технических, оценивать их с точки зрения безопасности и при необходимости — накладывать запрет. Вы должны знать все инструкции, и должностные и эксплуатационные. Товарищ Голушко?

— Здесь, Михаил Сергеевич.