– Чего-то напутали… Да нет вроде. Всех устроили. И ладно,- и, смачно зевнув, побрел досыпать.

    Черт, поскуливая, намочил тряпицу и повязал ее поверх распухающего на глазах знака отличия.

    – Коня мне!

    Подали коня, и маркиз рывком забросил себя в седло. Осмотрев находящееся в его распоряжении воинство, он выхватил из ножен меч и пролаял:

    – Вперед, с песней, марш!

    Легионеры слаженно грянули маршевый гимн:

    Кто шагает дружно в ряд? Это демонов отряд. Кто копытом раз и два? Это адская братва.

    Раз копыто, два копыто – Все вокруг огнем залито. Когти, жала и клыки – Наши злобные полки.

    Кто ужаснее всех на свете? Мы – это знают даже дети. Кто внушает смертным страх? Мы! За нами боль, за нами прах.

    Раз копыто, два копыто…

    Оно-то, конечно, с песней по жизни веселее идти, но… здесь с похмелья голова и так раскалывается, а они орут, словно мартовские коты. Старательно, во весь голос, но до чего ж мерзко…

    Привлеченные шумом, к дороге стягиваются грешники и редкая нечисть. По большей части из административного аппарата.

    Летят первые комья грязи.

    Инстинкты толпы неискоренимы. Чужое унижение возвышает в своих собственных глазах. А гордыня так сладка – она отравляла души и значительно чище. Ею упоенный пал Люцифер – величайший ангел Господень. И не он один – треть воинства божьего пала с ним.

    В эту минуту меня посетила такая мысль: «Не чувствует ли сейчас ангел Эй, что, возможно, восставший ангел был прав, отказавшись считать человека равным себе?»

    Следом пришла мысль: «А считаю ли так я?»

    – Нет.

    Что? – с трудом разлепив опухшие губы, спросил Добрыня.

    Поймут ли они меня?

    – Видишь слезы сострадания на глазах вон той девушки?

    – Вижу,- подтвердил былинный богатырь.

    Остальные тоже посмотрели в указанном направлении.

    – А вот того юношу, что идет прочь, поникнув плечами и сжав кулаки?

    – Вижу.

    – И они не одни. Вот еще один. И там.

    – И вон там тоже,- кивнул богатырь.

    – И что думаешь по этому поводу?

    – Ничего,- честно признался Добрыня Никитич.

    – Может, ей соринка в глаз попала? А у него запор приключился? – подал реплику пристроившийся на козлах черт.

    Его присутствие проигнорировали. Напрасно надеясь таким образом разбудить в продажной душе муки сомнения. Да и говорить после его высказываний расхотелось. Лучше молчать, чем позволить глумиться над чувствами.

    Особенно когда слышишь голосок подлости в своей собственной душе. Ведь мелькнула у меня мысль повернуть дело так, будто я сознательно завел всех в ад, и тем самым постараться выкрутиться. Уверен – при желании удастся. И стыдно стало не оттого, что подобная мерзость в голову пришла, а потому, что о ней могли догадаться.

    Оставив позади обитателей второго круга ада, томящихся от наизбывного желания и физиологической невозможности его удовлетворить, колонна вышла на торную дорогу, мощенную булыжником. Лесостепь сменилась пустыней, и повсюду, куда ни посмотри, на песке сидят, понурившись, люди.