Умопомрачительной высоты хрустальные башни украшены сияющими в отблесках вечного пламени алмазами. Изящные золотые перила навесных балкончиков, вымощенные хрусталем мостовые. Застывшие по периметру обсидиановые красные и черные фигуры гар-гулий, марширующие у поднятого дворцового моста многорукие великаны, закованные в платиновые доспехи и вооруженные плазменными мечами, и целые толпы придворной челяди, во всей своей пестрой показной рос коши вывалившие на балконы приветствовать триумфальное возращение маркиза Амона. Колышущееся море безобразных рыл, коим и подобия-то в земной зоологии не сыскать.

    Выдохнула гидравлика опор, и мост мягко опустился, пропустив нас к воротам. Те немедленно распахнулись, явив взору огромную залу, увешанную портретами од-ного-единственного персонажа – местного владыки и освещенную множеством горящих свечей.

    – Мы ехали-ехали,- констатировал Добрыня, когда повозка со скрипом замерла.- И наконец-то приехали.

    – Это точно,- оскалился маркиз Амон.- Конечная остановка.

    Дрогнули драпировки, собравшиеся громогласно завыли, залаяли, затопали копытами.

    Через распахнутую расторопными дворецкими дверь в зал вошел Сатана Первый и Единственный собственной персоной, ради такого случая облачившийся в ритуальный костюм и прицепивший к поясу шпагу. Черный с отливом костюм эпохи Ренессанса, малиновый плащ, подбитый черным бархатом, с вышитой шелковыми нитями звездой-пентаграммой на спине.

    – С возвращением,- радушно распахнув объятия, улыбнулся он, оскалив обе усеянные клыками пасти. Львиную и оленью.

    – И этот пижон главный здесь? – удивленно спросила Леля.

    И где только словечек таких нахваталась?

    Правый львиный глаз Владыки ада дернулся, но он сдержал злость и елейным голосом стал дальше распинаться насчет того, как он рад нас видеть.

    Крестик, подаренный отцом Дормидонтом, накалился и начал жечь кожу, просясь наружу. Что ж… испортим собравшимся пищеварение.

    Опустив голову, зубами я ухватил за шнурок и потянул на себя.

    Пока Сатана расписывал все «радости» своего гостеприимства, я наполовину извлек крестик из-за пазухи.

    – Вспомнил! – неожиданно заявил Добрыня.

    – Что? – спросила Ламиира. Как никогда прекрасная в гневе.

    – Анус.

    – Э-э-э… В смысле?

    – Да он же. Анус.

    – В смысле Янус? – изображая улыбку, уточнила оленья голова Сатаны.- Столь же двулик…

    – Если бы я хотел сравнить с каким-то двуликим – сравнил бы,- перебил Сатану богатырь.- Я просто не хотел при барышнях выражаться,- несколько туманно,

    но весьма прямолинейно и однозначно высказал свое мнение Добрыня.

    Толпа замерла, чувствуя подвох, но еще не сообразив, в чем он состоит.

    Сатана раскрыл пасть, громко сопя и медленно переваривая услышанное оскорбление.

    – Кто-то испортил воздух или это у него изо рта так воняет? – во весь голос поинтересовалась Леля.

    Да кто же такие вещи при всех говорит – нужно на ушко.

    Ну вот, обиделся…

    Взревев, Сатана обрушил на клетку удар огненного хлыста, в который преобразовалась полутораметровая шпага.

    Минотавры рухнули ниц, закрывая рогатые головы руками и жалобно мыча. Нас основательно тряхнуло и опалило волной жара.