Минотавры рухнули ниц, закрывая рогатые головы руками и жалобно мыча. Нас основательно тряхнуло и опалило волной жара.

    Перекушенная нитка выскользнула из моих зубов и, увлекаемая крестиком, заскользила по груди.

    Следующий удар накренил клетку в обратную сторону.

    Стальные обручи кандалов врезались в кожу, заныли выворачиваемые из суставов кости.

    Крестик скользнул ниже. Припекая все ощутимее.

    Приблизившись к клетке, Сатана обвел пленников долгим взглядом. Скрежет его зубов прокатился по залу, отдаваясь от высокого свода протяжным эхом. И столько злобы было в его глазах, столько ненависти, что металлические прутья покрылись изморозью, а нас сковало леденящим ужасом.

    Пушок, в будущем величайший боец песьего племени (если ему суждено повзрослеть), встопорщил черную шерсть на загривке и, оскалив молочные клыки, выдавил из себя хриплое: «Тяв!»

    Сатана раскатисто рассмеялся.

    Задрожали огоньки свечей, зашипел плавящийся воск.

    Нет, не понять врагу рода человеческого величия поступка щенка, не оценить отчаянной храбрости.

    – Ты! – Сатана оскалился, вперив в меня торжествующий взгляд.- Как осмелился ты предать меня?!

    Наверное, отчаянная храбрость – это заразно, потому что, вместо того чтобы покорно промолчать, оттягивая неизбежную развязку, я нашел в себе силы посмотреть в бушующее пламя дьявольского взгляда и дерзко ответить, прозрачно намекая на причину его собственного падения:

    – Не я первый это начал.

    До чего же печет…

    – Ты умрешь медленно и мучительно,- пообещал он, увеличиваясь в размерах. Затем ударом руки вырвал прутья, разделяющие нас, и, склонившись к моему уху львиной головой, прошептал: – Ты прав, это я отправил тебя на смерть. Ненавижу слюнтяев. Впрочем, то, что ты уцелел при встрече с моими посланцами, оно и к лучшему. Я буду иметь удовольствие самолично, вот этими руками вырвать твое сердце.

    Даже сквозь похмельную муть, все еще бродившую в моей голове, смысл сказанного проник в сознание, прояснив некоторые непонятные события, произошедшие со мной.

    – И ты умрешь,- оставляя когтем царапину на белоснежной щеке суккубы, прошипел Сатана.- И ты, и ты…

    – Если уж нам суждено умереть здесь,- произнес Дон Кихот Ламанчский,- то, надеюсь, в последней воле нам не откажут?

    – А чего бы ты хотел, консервная банка? – На лице Сатаны появилась издевательская ухмылка.- Сигару, бокал изысканного вина?

    – Святого Причастия.

    Скрипнув зубами, Сатана отрицательно покачал гривастой головой. А оленья пропищала:

    – Глупышка, но такой миленький…

    И тут меня посетила шальная мысль, именно из-за своей безумности могущая осуществиться.

    – А как насчет моего последнего желания? – поинтересовался я.

    Сатана кисло улыбнулся:

    – Тебе оно не поможет. Твоя душа навечно принадлежит мне.

    – Собственно,- произнес я, кривя губы в улыбке, что должно было придать моей просьбе, наряду с имеющимся имиджем, требуемый оттенок.- Мне хотелось

    бы получить удовольствие.

    – Какое именно удовольствие? – оживился верховный Владыка ада.

    – А какое меня может интересовать? – ответив вопросом на вопрос, я подвел всех присутствующих к ответу, который напрашивался сам собой.