Джанет спросила у доктора Норкросса, были ли эти сны проявлением чувства вины. Доктор взглянул на неё так, будто вообще не понял, о чем она сказала. Подобный взгляд должен был взбесить её, но она уже подобное проходила. Затем он спросил её, что она думает о том, почему у зайцев гибкие уши. Ясно. Понятно. В любом случае, Джанет не скучала по тем снам.

— Прости, Ри. Не помню. Что бы мне ни снилось, там во сне и осталось.

Где-то в коридоре второго этажа крыла «B» послышался стук каблуков по бетону. Офицер был готов вот-вот открыть камеры.

Джанет закрыла глаза и принялась мечтать. В этих мечтах тюрьма лежала в руинах. Из разрушенных стен пробивались пышные виноградные лозы, которые трепал весенний ветерок. Потолок рассыпался от времени, остались только ветхие перекрытия. В куче ржавого мусора рылась пара ящериц. Повсюду летали бабочки. То, что осталось от её камеры поросло травой. Позади неё стоял восхищенный Бобби. Его мама археолог. Именно она раскопала это место.

— Думаешь, тебя пустят на игру с судимостью?

Видение исчезло. Пока она мечтала, ей было хорошо. Жизнь под таблетками, всё-таки, лучше. Всегда можно спокойно помечтать, придумать тихое безмятежное местечко. Надо отдать доктору должное, химия — это жизнь. Джанет открыла глаза.

Ри рассматривала её. Тюрьма не самое безопасное место, но для таких, как она, внутри лучше, чем снаружи. На свободе она обязательно бы во что-нибудь вляпалась. Например, продала бы дурь наркоше, совсем непохожему на настоящих наркош. Как, собственно, и произошло.

— Что не так? — спросила Ри.

— Ничего. Просто я была в раю, пока твой поганый рот его не разрушил.

— Чего?

— Не важно. Наверное, бывают такие игры, в которых можно принять участие только в том случае, когда у тебя есть судимость. Назовем это «ложь во спасение».

— Мне нравится! И как это сделать?

Джанет села, зевнула и пожала плечами.

— Надо подумать. Ну, разработать правила.

Их жилье всегда было, есть и будет бесконечным миром, аминь. Камера, десять шагов в длину, четыре шага между койками и дверью. Стены были гладкими, сделанными из овсяного цвета цемента. В нескольких разрешенных местах были приклеены фотографии и открытки. У одной стены стоял металлический стол, на противоположной стене висела полка. Слева от двери стоял металлический унитаз. Чтобы создать видимость личного пространства приходилось отворачиваться, когда кто-то садился на него. В двери, на уровне глаз было окошко из двойного стекла, откуда виден коридор крыла «B». Каждый сантиметр камеры пах смесью тюремных запахов: пота, плесени и дешевого мыла.

Против воли Джанет, наконец, обратила внимание на пятно света на полу. Оно практически добралось до двери, но дальше не двинулось. До тех пор, пока вертухай не откроет дверь ключом или с пульта на посту охраны, оно останется заперто здесь вместе с ними.

— И кто будет вести? — спросила Ри. — У каждой игры есть ведущий. И какие призы? Награда должна быть хорошей. Детали! Нужно проработать каждую деталь, Джанет.

Ри одной рукой подперла голову, а другой теребила густые белесые кудри и смотрела на Джанет. На лбу у неё виднелся шрам, похожий на ожог от решетки-гриль — три параллельные глубокие линии. Джанет не знала, как она получила его, но была уверена в том, кто это сделал. Мужчина. Может отец, может брат, может хахаль, а, может какой-нибудь парень, которого она никогда раньше не видела и никогда больше не увидит. Среди заключенных тюрьмы Дулинга было мало людей с хорошей биографией.