Тот показал удостоверение (необходимости в том не было, его, и так, все знали, но правила — есть правила) и главные ворота пришли в движение. Он въехал в карантинную зону и принялся ждать, когда откроются вторые ворота. Когда дежурный офицер — сегодня это была Милли Олсон — удостоверилась, что горит зеленая лампочка и внешние ворота закрыты, она открыла внутренние. Клинт направил свой «Приус» на парковку для персонала, которая, также, была ограждена. На заборе висел знак с надписью: «СОБЛЮДАЙТЕ ПРАВИЛА БЕЗОПАСНОСТИ! ЗАПИРАЙТЕ МАШИНУ!»

Через две минуты он уже стоял напротив директора, плечом опершись на кирпичную стену и подставив лицо утреннему солнцу. Их диалог напоминал общение прихожан фундаменталистской церкви:

— Доброе утро, доктор Норкросс.

— Доброе утро, директор Коутс.

— Готовы ли вы провести ещё один прекрасный день в исправительном учреждении?

— Вопрос в том, что это учреждение приготовило для меня? Такова будет степень моей готовности. А, как вы, Дженис?

Она легкомысленно пожала плечами и выпустила синее облачко дыма.

— Также.

Он указал на сигарету.

— Думал, вы бросили.

— Бросила. Наслаждаюсь бросанием раз в неделю. Иногда, дважды.

— Всё тихо?

— Утром, да. Ночью было ЧП.

— Дайте, угадаю. Ангелочек Фитцрой.

— Неа. Китти Макдэвид.

Клинт вскинул брови.

— Неожиданно. Рассказывайте.

— Со слов соседки Клаудии Стивенсон, той, что позвала остальных…

— Клаудия Динамитчица? — переспросил Клинт. — Ужасно гордится своими имплантами. Это Клаудия начала?

Клинт ничего против неё не имел, но надеялся, что дело было, именно, в Клаудии. Доктора — тоже люди, у них были свои любимчики, и Китти Макдэвид была одной из таких. Когда она только попала сюда, то была немного не в себе — имела привычку царапать и резать себя, часто меняла настроение, страдала от повышенной тревожности. С тех пор, она пошла на поправку. На неё очень сильно повлияли антидепрессанты и, Клинту хотелось в это верить, сеансы терапии. Как и он сам, она была порождением системы детских домов Аппалачей. В одну из первых встреч, она с грустью поинтересовалась, понимает ли он, живущий в богатом пригороде, каково это — не иметь ни дома, ни семьи.

Клинт, без колебаний, ответил:

— Не знаю, что чувствовала ты, но я ощущал себя животным. Как будто, я всегда охотился и на меня охотились.

Она уставилась на него широко открытыми глазами.

— Вы..?

— Да, я, — ответил он. Что означало «я тоже».

Всё это время, за Китти не числилось никаких нарушений, более того, она договорилась с обвинителями, по поводу дачи показаний по делу братьев Гринер — крупных наркоторговцев, которых этой зимой лично закрыла шериф округа Дулинг Лила Норкросс. Если Лоуэла и Мейнарда Гринеров посадят, для Китти появлялась неиллюзорная возможность выйти досрочно. Если это получится, думал Клинт, с Китти всё будет хорошо. Она понимала, что, только от неё зависело, как она устроится в этом мире. От неё и от помощи — медицинской и общественной, конечно. Он считал Китти способной попросить помощи, не побояться этого, считал, что, с каждым днем, она становилась всё сильнее.

Взгляд Дженис Коутс приобрел лукавое выражение. Она была твердо убеждена в том, что, имея дело с заключенными, никогда нельзя тешить себя какими-либо надеждами.

Наверное, именно, поэтому она здесь директор — хозяин — а он просто наёмный мозгоправ.

— Стивенсон сказала, что Макдэвид её разбудила, — сказала она. — Сначала, разговаривала во сне, затем, начала стонать, кричать.