Те переглянулись. Было заметно, что они испуганы.

    – Не трусить! – рявкнул Начальник Гавани.– Все знают, что Тилод был моим другом («Был»,– отметил Эрд.) А Тилод – его отец. Мой благородный гость говорит, что Санти – превосходный поэт. А значит, так оно и есть, потому что мой гость – светлорожденный Империи. Стыдно мне, что я узнаю об этом от того, кто лишь два дня назад ступил на землю Конга. Ну, знаете песни Санти?

    Актеры молчали.

    – Так,– тихо сказал Шинон.– Или вы развяжете сумы своего красноречия, или вас будут сечь плетьми, пока кожа ваша не раскиснет, как земля в сезон дождей!

    Актеры переглянулись.

    – Хорошо! – вдруг сказал один из них, худой черноволосый мужчина с горбатым носом и длинными беспокойными руками.– И пусть возможная кара падет только на меня! Я спою тебе песню, отважный Шинон. Санти подарил мне ее… Полмесяца назад. Слушай! Слушай и ты, светлейший, и знай: пусть у нас нет таких театров, как в Империи, но сердца наши не оскудели, как бы ни убеждал тебя этот моряк!

    Шинон захохотал.

    – Мне нравится твой язык, длинноволосый! Не бойся! Никто не накажет тебя за то, что ты выполнил мой приказ. Но учти: если песня будет плоха, ты уйдешь немым!

    – Если она будет хороша,– вмешался Эрд,– награда будет достойной.

    Актер внимательно посмотрел на аристократа.

    – Жизнь – за жизнь! – неожиданно сказал он.

    Ни Эрд, ни Начальник Гавани его не поняли.

    – Начинай же! – приказал Шинон.

    Актер стал на середину помоста, а его товарищи отступили в стороны. Сбросив с плеч алый плащ, он вывернул его наизнанку и вновь накинул на костлявые плечи. Теперь плащ был черным, как ночное небо. Запахнувшись в него так, что осталось на виду только узкое лицо, конгай медленно произнес:

    – Мы были рядом: вот я, вот Ночь.

    Вот сонное море Зур.

    И луны мчались во тьме точь-в-точь,

    Как парусник в пору бурь…

    Глухо заурчал барабан. Ему отозвались струнные. Словно зашумел длинный морской накат.

    – И я позвал ее: слышишь, Ночь,

    Давай я тебе спою (и сам он уже не говорил – пел),

    Спою тебе, как другим невмочь,

    Как только я не боюсь!

    Я так спою для тебя, о Тень,

    Что смолкнет пенный накат.

    Я так спою, чтобы к нам слетел

    Дракон на песчаный плат!

    И я запел. И все было так.

    И Ночь – на моей груди.

    И жар ее – на моих устах…

    – Плати! – я сказал.– Плати!

    Я отдал все. До живой воды,

    Что влил в меня черный Юг!

    И вот я сух пред тобой. И ты

    Отдай мне силу свою!

    Черный плащ упал. Певец сделал несколько шагов – до самого края помоста. И так стоял, раскачиваясь, запрокинув вверх голову, казалось,– вот-вот сорвется. Крылья волос падали на его худые плечи и тоже раскачивались в такт его движениям.

    И Ночь, которой я пел тогда,

    Ответила мне: «Что ж,

    Коль хочешь силу мою,– отдам!

    Но ты от нее

    Умрешь».