Аннабел и Лиззи переглянулись.

– Прости ее, у Мелиссы, верно, плохое настроение. Ты же знаешь, как она сейчас расстроена.

– Я стараюсь ей сочувствовать, но она всегда на меня нападает. То, что она не может забеременеть, не дает ей права срывать зло на мне.

– А ты просто не обращай на нее внимания. – Лиззи, удрученно кивнув, взяла Аннабел под руку, и они вместе подошли к столу.

Адам, отодвинув стулья, помог им сесть.

– Не правда ли, здесь просто великолепно? – вежливо спросил он. – Ты когда нибудь видела такую красоту?

Аннабел не ответила, раздосадованная двумя парами за соседним столом, которые не стесняясь разглядывали ее. Вчера они глазели на нее точно так же. Какая невоспитанность! Женщины были примерно одного возраста с ней, но на левой руке у каждой было по золотому кольцу с огромным бриллиантом, а рядом под присмотром няни расположился целый выводок маленьких детей. Разговор между ними шел на пониженных тонах, но Аннабел догадывалась, о чем они говорят. Более того, она была уверена, дамы хотели быть услышанными.

– Это абсолютная правда, два года назад она сбежала с грабителем, можешь себе представить? Бросить несчастного жениха прямо у алтаря! Толботт, конечно, уже давно женился, он и знать ее не хотел, когда она вернулась. А теперь у нее еще хватает наглости появляться в обществе!

– Да, это действительно наглость, – согласилась вторая дама.

Аннабел чуть обернулась и смерила обеих сплетниц ледяным взглядом.

– Как все таки легко оказаться в обществе воспитанных людей. Легче легкого. Просто заранее заказываешь номер в отеле, потом садишься в поезд и все – ты уже на месте. Хотя на самом деле я задала бы себе вопрос: а действительно ли воспитанны те, кто живет в этом отеле?

Произнеся столь яркую тираду, Аннабел повернулась к дамам спиной и поэтому уже не могла видеть, что они смутились и покраснели. Настроение ее было вконец испорчено.

Лиззи попыталась успокоить сестру:

– Не позволяй каким то крысам тебя расстраивать; это действительно замечательный отель, и большинство людей здесь никогда не стали бы сплетничать.

И тут неожиданно Мелисса, наклонившись к Аннабел, принялась поучать ее:

– Если бы твое поведение было образцовым, все бы очень скоро забыли твое прошлое, сестренка; но ты предпочитаешь вести себя вызывающе, нарушаешь общепринятые нормы и после этого удивляешься, что люди судачат о тебе и не принимают в свое общество! Помилуй Бог, как они могут забыть, если ты все время даешь новую пищу для разговоров.

Аннабел невольно задумалась. Может, Мисси права? Если смотреть на все ее глазами, то так оно и есть. Ну почему она такая импульсивная, такая отчаянная?

– Я не желаю это обсуждать! – Она принялась за суп, но он оказался слишком горячим, и ей пришлось опустить ложку.

Любопытство убило кошку, вдруг вспомнила Аннабел и сделала глубокий вдох. Слова, сказанные кем то, кого она не хотела называть по имени, о ком не хотела даже думать, как ножом, полоснули ее по сердцу.

– Суп остывает, – донесся до нее голос Адама.

Все молча начали есть, но как раз к этому моменту у Аннабел напрочь пропал аппетит. В Европе ее поведение никому не казалось странным, но там она почти никогда не бывала в обществе, проводя много времени в Париже, где случайно встретилась со знакомым художником. Мелисса умерла бы, если бы узнала, что ее сестра не вставала с постели раньше полудня, все вечера пропадала в театре, а потом сидела в каком нибудь варьете или кафе за бокалом красного вина, куря сигарету за сигаретой.

Он бы не осудил ее, даже несмотря на то, что она сделала.

Опять ее преследуют мысли о Сент Клере!

С момента несостоявшейся свадьбы прошло два года, и теперь ее терзали обрывочные воспоминания о том коротком миге, проведенном вместе с ним.