— Требую, — надменно вздёрнув подбородок, прервал великий князь Дзержинского на полуслове, — чтобы моим делом занимался генерал Трёпов или полковник Шершов, а не какие-то полумонахи-иезуиты.

— Трёпов отвечает за организацию охраны первых лиц государства, — не поднимая головы от бумаг, быстро ответил руководитель ЧК, — Шершов занимается иностранными шпионами.

— Чем же занимаетесь Вы, позвольте поинтересоваться? — нервно скривив губы, спросил великий князь.

— Сфера деятельности ЧК — клятвопреступления, — произнес Дзержинский и впервые за долгий разговор поднял глаза от бумаг на князя. От этого резкого, прямого взгляда глаза в глаза Кириллу Владимировичу стало не по себе. — Впрочем, если Вам надоело моё общество, мы можем прекратить общение, но с одним условием, — взгляд Дзержинского из жесткого превратился в жестокий. — Вы немедленно составите и передадите своим друзьям в Лондоне шифровку о прибытии в Архангельск “Осляби” и “Пересвета” вместе с “Сергием”.

Домашнее задание.

Когда окончательно сломленного и впавшего в ступор великого князя увели под ручки, Дзержинский брезгливо отодвинул от себя папку с его делом и достал другую, изрядно потертую и заношенную, но содержащую труд, давно ставший фундаментальным и занимающим всё свободное время революционера. “Новое Государство и его служащие” — красовалось на форзаце, а первым листом было письмо, отправленное Дзержинским императору, где он выразил категорическое несогласие с передачей власти по наследству и предупреждал, что, исходя из этого, ни в коем случае не может отказаться от революционной деятельности. Записка вернулась с резолюцией, которую Феликс Эдмундович никак не ожидал увидеть. Размашисто в верхнем правом углу наискосок было начертано: “Согласен” и подпись “Тиран”. Собственно, с этого и начался поворот в жизни молодого революционера, запомнившего ставшую крылатой фразу “Раз могут быть революционные дворяне и даже князья, то почему бы не быть революционному императору?”

— Передача власти по наследству в начале ХХ века — это действительно архаика, что по форме, что по содержанию, — произносил император слова, совершенно немыслимые для статуса монарха, во время одного из первых совещаний с участием Дзержинского и Толстого, — причем это проблема гораздо шире государственного управления. Хорошо её получилось описать Томасу Манну в книге «Будденбро́ки. История гибели одного семейства». Если не читали — рекомендую. Автору удалось подсмотреть закономерность: первое поколение созидает, второе — преумножает, третье — уже ничего не строит, а ударяется в искусство и филантропию, четвертое — спускает в выгребную яму всё, что накопили предыдущие, и не только деньги, но влияние, репутацию и даже совесть… Выявленная господином Манном закономерность годится и для политических движений, партий, идей в конце концов. Вот если в ХХ веке удастся решить проблему и построить справедливые жизнеспособные отношения, ликвидирующие “проклятие четвертого поколения”, то цены нам не будет. А если не сдюжим, то это проклятие настигнет и тех, кто ходит под красным знаменем, и тех, кто живет под имперским.

Не выбирая выражений, пройдясь по всему правлению Романовых, отчего у собеседников, периодически краснели уши, император наглядно продемонстрировал, чего стоила государству непоследовательность его самодержавных родственников, политические качели, когда указы одного спешно отменял следующий за ним, в том числе и хорошие.