Титан, едва начавший плавиться в своей отливке, тут же застыл.
– Но эта деталь еще не закончена! – воскликнула Илза.
– Закончено, все закончено, – твердо произнес Феррис ДОрр и столкнул распылитель с подставки. Тот с тихим стуком ударился об пол; трубка от удара погнулась. С одной стороны отскочила панель.
– Эй, зачем вы это сделали?
– Это, – с гордым видом заявил Феррис ДОрр, – мой исторический долг. Я еврей!
– Ой, как нехорошо! – Илза скорчила гримасу. – А мы хотели сохранить вам жизнь.
* * *
Конрад Блутштурц был вне себя от ярости. Он попытался вскочить с операционного стола, а перепуганные доктора старались его удержать. Момент был критическим.
– Герр фюрер, – умолял главный хирург, – возьмите себя в руки. Если это правда, мы бессильны помочь.
– Он свихнулся, – простонала Илза, и слезы потекли у нее по щекам. – Я и представить себе не могла, что он выкинет такое! Разве я могла знать?!
– Я должен встать на ноги. Должен ходить!
– Возможно, мы сможем продолжить начатое, – сказал главный хирург. Позади него на щитах были приколоты чертежи нового Конрада Блутштурца. – Останавливаться нельзя – мы зашли слишком далеко, поэтому должны продолжать!
– А я должен ходить!
– Мы сейчас составим список всех незаконченных деталей, герр фюрер, – продолжал главный хирург. – В крайнем случае можно изготовить недостающие части из стали или алюминия. Основные детали уже изготовлены.
– А ноги? – строго спросил Конрад Блутштурц. – Их сейчас как раз собирают.
– Они уже готовы?
– Почти. Давайте сначала прикрепим руку.
– Заканчивайте скорее! А потом приведите его!
– Кого его?
– Этого предателя ДОрра!
– Есть, – ответила Илза.
Врачи ввели в кости левой руки и обеих ног Конрада Блутштурца титановые сочленения. Стальной протез валялся в углу, а вместо него прилаживали протез из голубоватого металла. На новой руке было пять пальцев и, что самое главное, знак принадлежности к человеческому роду – большой палец.
– Не больно? – спросил врач.
– Я переживаю второе рождение, – ответил Конрад Блутштурц, – а боль рождения – это счастье жизни. Ею нужно наслаждаться, а не терпеть.
– Можно сделать общий наркоз, если местный недостаточно обезболивает.
– Облегчение боли мне принесет лишь обретение ног. А полное избавление от нее я получу, лишь сдавив горло человека, из за которого я оказался в подобном состоянии.
Под дулом пистолета Илза ввела Ферриса ДОрра. Конрад Блутштурц задал ему всего один вопрос:
– Зачем?
– Моя мать – еврейка.
– И из за этого вам понадобилось лишать меня моей мечты?! Дурак! Я не хотел сделать вам ничего плохого!
– Само ваше существование – вызов человечеству!
– Идиот! У нацистов не было ненависти к евреям, как не было ее к кому либо еще. Это была чистая политика, и евреев ненавидели как бы понарошку. Евреи стали просто козлом отпущения, чтобы Германия смогла победить инфляцию и пораженческие настроения после первой мировой войны. Если бы рейх победил, мы бы ликвидировали все концлагеря. В них бы не было необходимости. Мы бы простили всех евреев.
– А кто бы простил вас? – спросил Феррис ДОрр.
– И вы ставите на карту собственную жизнь, чтобы не повторилось истребление евреев? Я прав?
– Да.
– Илза, пусть он встанет на колени. Слева от меня.
Илза заставила Ферриса встать на колени и за волосы оттянула голову назад, чтобы глаза оставались открытыми. |