И представьте себе, — я сожалею о собственном безверии.
— Если хотите уверовать — уверуете.
О'Бирал приблизился к Грину и попытался проникновенно взять его за руку, но агент увернулся и вместо своей ладони сунул проповеднику пустой бокал.
— Нет, сэр. Уверовать я не могу, а при существующем положении вещей и не хочу. Из служебного опыта мне хорошо известно, что худший тип бандита в нашей стране — тот, кто делает барыши на религии.
— Есть и такие? — поразился О'Бирал.
— Есть… Причем вещают на сто с лишним стран планеты… так, кажется? В общем, к новой жизни мне не возродиться, а за коктейль спасибо. Он был… божественным.
Старик и мистер Смит материализовались где-то во внутренних покоях Белого дома. Из-за полуоткрытой двери доносился негромкий мужской голос — кто-то не слишком музыкально полумычал, полунапевал арию из «Порги и Бесс».
— Где это мы? — гулким шепотом спросил мистер Смит.
— Ш-ш-ш. Это так называемый Белый… м-м-м… особняк. Тут держи ухо востро. Если что, встречаемся в аэропорту.
— Где именно? Аэропорт большой.
— Ну уж друг друга-то мы как-нибудь разглядим.
— О Господи… Ты храм мистера О'Бирала видел? Так вот, аэропорт раз в пятнадцать, а то и двадцать больше.
— Правда? А как он называется?
— Международный аэропорт Даллеса.
— Ты хочешь сказать, что таким большим сооружением владеет всего один человек? М-да, Америка есть Америка.
Смит на минутку зажмурился, чтобы подавить раздражение, и терпеливо пояснил:
— Даллес был государственным секретарем. Аэропорт назван в его честь. И не только аэропорт.
— Спасибо. Что бы я без тебя делал? Поразительно, сколько ты всего знаешь.
Смит скромно пожал плечами:
— Такая уж у меня работа. Разве я смог бы вводить людей во искушение, если б знал только, куда их заманиваю, но не знал бы, откуда выманиваю?
— Но какое отношение имеет к искушению аэропорт?
— К искушению все имеет отношение. Например, честолюбие. Или наркотики, позволяющие человеку на жалкие четверть часа ощутить себя повелителем Вселенной. Или несколько мгновений с мисс Карпуччи в закутке за алтарем. Или твой листопад из допотопных австрийских банкнот.
— Верю тебе на слово. Однако сейчас не время философствовать, да и шепот для такой беседы не годится. Успеем наговориться в летающей машине. Тс-с-с! Он перестал петь. А мы еще не условились. Можем мы полететь на британском летательном аппарате?
— Это еще зачем?
— Там меньше шансов опять столкнуться с этими людьми из… той организации на три буквы.
— ФБР?
— Да-да. Я никак не запомню эти инициалы.
— Это значит Федеральное бюро расследований.
— В самом деле? Это гораздо понятнее, чем аббревиатура. А что касается британского воздухоплавания, то отведенный ему сектор в аэропорту, должно быть, значительно меньше американского, вот я и подумал, не будет ли нам легче найти друг друга именно там…
— Толково. Значит, встречаемся в аэропорту Даллеса у регистрационной стойки «Бритиш эруэйз».
— Тише!
В комнату вошел человек в нижнем белье — пожилой, но в отличной форме, с профессиональной улыбкой, намертво застывшей на хищноватом, но не лишенном приятности лице. В руке человек держал очки в тонкой оправе. Водрузив их на нос, он принялся разглядывать приготовленную кем-то одежду. Рубашка ему явно понравилась, мужчина сдернул ее с вешалки и повернулся, чтобы продеть руки в рукава. |