– Боюсь, вы меня неправильно поняли, друг мой, – недовольно отозвался Оболенский. – Я лишь хочу предостеречь вас, не более. Мой отец всегда был дружен с вашим дедушкой – и сам я готов поддержать герцогиню не только за столом переговоров. И мне не обязательно во всем соглашаться с вами, чтобы исполнить свой долг – до самого конца.

– Значит, вы?..

– Да, князь. – Оболенский рывком поднялся и сложил руки на груди. – Я пойду за вами в Страсбург. И хоть до самой Вены – если придется. Обратного пути у нас нет. Пусть мне не досталось вашего магического таланта – и я, и все российское посольство готовы лично принять участие…

– Благодарю вас, князь, – тихо проговорил я. – Ни требовать, ни даже просить о подобном я бы не посмел… И не стоит недооценивать себя. Ваш Дар для меня куда важнее сотни штыков. А в нужном месте и в нужное время – даже важнее тысячи.

– В таком случае, давайте же отправимся в это самое место, – улыбнулся Оболенский. – Я для этого, подозреваю, нам и понадобится ваш поезд, князь.

Обмен любезностями завершился. Слова Оболенского не только избавили меня от части сомнений, но и оставили внутри ощущение какой-то особенно приятной теплоты. Будто я на мгновение снова оказался в далекой России – там, где за одной только фамилией Горчаков стояла огромная сила. Власти, деда, Андрея Георгиевича. Капитала, преданных людей, родового Источника, расположения и доверия его величества императора Павла, дружбы Багратиона. Богдана, Ивана, Подольского…

Пожалуй, в каком-то смысле так оно и было. Оболенский привез с собой в Сен-Жорж крохотный кусочек России. Какую-никакую связь с императорским двором в Петербурге и возможность отправить весточку домой. Родную речь – но в первую очередь людей, которые на ней говорили. И какая разница, что их оказалось лишь чуть больше дюжины – включая водителей родом из эмигрантов.

Несколько Одаренных из России – как я сам говорил – в нужном месте будут стоить тысячи эльзасских штыков.

Не знаю, действительно ли мне удалось Оболенского… или заставить поверить в мою удачу и непобедимость хотя бы наполовину – спорить он больше явно не собирался. Да и едва ли собирался раньше. Мы проделали путь в полсотни километров уж точно не для того, чтобы сейчас развернуться и отправиться восвояси, позволив швейцарскому поезду спокойно добраться до конца маршрута.

– Готовьте людей, князь. – Я поднял ворот куртки и шагнул к рельсам. – Не стоит задерживаться здесь надолго.

Место мы нашли отличное – на равнине примерно в тридцати километрах к югу от Страсбурга. Железная дорога здесь шла через убранные и опустевшие поля, где грузовики и пару легковых надежно скрывали не деревья или холмы, а сама ночная темнота и расстояния. Ни души и ни домика во все стороны – только где-то чуть ли не у самого горизонта тускло сиял одинокий огонек. Избушка лесника или одинокая ферма – а может, и поместье какого-нибудь местного затворника, любителя засидеться с книгой чуть ли не до самого утра.

Такие не станут обращать внимания на свет фар колонны, неторопливо пробирающейся по раскатанной грунтовой дороге среди полей к железной полоске рельс. Да и немецкие разведчики вряд ли рискнут выбраться ночью так далеко за надежны и безопасные укрепления – но затягивать все равно не хотелось. Одного подозрительного взгляда и некстати оказавшегося под рукой телефона хватит, чтобы тщательно спланированная операция в Страсбурге закончилась, не начавшись.

Поезд приближался. Машинист уже наверняка заметил нас – не разглядеть машину с зажженными фарами и несколько фигур на рельсах было попросту невозможно. И все же прожектор с кабины локомотива лупил в глаза, приближался – а я пока не услышал даже гудка.