– Простите, герр офицер, – пробормотал я, – паровой котел…

– Меня не интересуют котлы, черт бы вас побрал! Вам прекрасно известно, что Страсбург сейчас фактически находится в осадном положении – и даже минута отставания от графика может означать… что угодно!

Немец едва доставал фуражкой мне до подбородка, но вид при этом имел настолько грозный, что я для пущей убедительности даже пятился от него, пока не уперся лопатками в лестницу. Не знаю, что заставляло его так верещать и брызгать слюной – то ли от природы паршивый характер, то ли сорвавшийся из-за опоздания поезда пересменок, то ли желание покрасоваться перед солдатами – за спиной офицера я разглядел двоих парней с винтовками, и еще несколько человек ушли куда-то в сторону вагонов.

А может, дело было в самом обычном недостатке сна. Круглое лицо под фуражкой от злости стремительно наливалось кровью, но ни это, ни темнота раннего утра не помешали мне разглядеть в тусклом свете фонарей залегшие под глазами немца синяки. Долгие дни осады Страсбурга вряд ли показались развлечением ополченцам освободительной армии, но немецких солдат было чуть ли не впятеро меньше – и компенсировать малую численность не могли ни панцеры, ни пушки с пулеметами. А офицерам, на которых свалилась еще и проведенная наспех мобилизация, и вовсе наверняка приходилось спать по несколько часов в сутки.

Армии герцогини противостояли отлично обученные и вооруженные до зубов – но все-таки самые обычные люди.

– Послушайте, герр офицер, – Я чуть втянул голову в плечи, чтобы уж совсем бессовестно не возвышаться над коротышкой, – вы ведь должны понимать…

– Ладно… Ладно, черт бы побрал вас и ваш поезд, – уже почти без злобы отозвался немец. – Открывайте вагоны.

– Не могу. – Я чуть оттянул рукав куртки и посмотрел на часы. – Еще не время, герр офицер.

Не знаю, что он ожидал услышать в ответ на совершенно обычную просьбу – но уж точно не такое. Красное лицо вдруг обрело настолько удивленно-бессмысленное выражение, что я на мгновение даже подумал, что беднягу вот-вот хватит удар.

А ведь я ему, в сущности, даже не соврал: часовая стрелка застыла ровно посередине между отметками, ее подвижная длинная соседка уже слегка переползла за нижнюю точку циферблата. Но ничего не происходило… пока.

То ли у кого-то в нескольких километров к северу от вокзала чуть отстали часы, то ли это мои – наоборот – разогнались, хлебнув с избытком магический мощи, то ли…

– Проклятье… – пробормотал один из солдат, – что это за?..

Вся троица немцев притихла, синхронно вытянув шеи и вслушиваясь в то, чего я так ждал. Вдалеке – на самой окраине города – громыхнул винтовочный залп, за ним застрекотали пулеметы, а через несколько мгновений над рельсами прокатилось эхо пушечного выстрела. Первого за сегодня – но уж точно не последнего.

Объединенная армия Лотарингии и Эльзаса поднималась на приступ.

– А вот теперь, пожалуй, самое время открыть вагоны. – Я взялся за козырек и швырнул фуражку на рельсы. – С настоящего момент Страсбург принадлежит ее светлости герцогини де Водемон и ее освободительной армии.

– Что?! – выдохнул мне в лицо немец. – Как?..

– Вот так.

Герр офицер отступил на полшага, хрипло кашлянул, надул носом здоровенный алый пузырь – и повалился, напоследок мазнув по мне потухающим взглядом, полным обиды. То ли на меня, то ли на собственную нерасторопность, то ли вообще на весь жестокий мир. Я снова сжал отбитый кулак, заряжая Булаву, но лупить ей было, в общем, уже некого.