Я мог только догадываться, кто и почему оставил боевую машину неподалеку от центра города вместо того, чтобы прикрыть ее броней и орудием рубежи на окраинах – панцер определенно оказался прямо здесь, перед нами. Грузовики с пехотой уже укатили вперед, к площади, но закованному в доспехи гигантскому жуку было за ними не угнаться. Могучий мотор без особого труда тащил несколько тонн металла, однако хоть сколько-нибудь серьезная скорость была ему неподвластна, и разрыв увеличивался с каждым мгновением.

– Не высовывайтесь, мсье, – скомандовал Оболенский, на всякий случай отступая еще чуть дальше в тень дома. – Пропустим его.

Да, пожалуй, не стоило попадаться на глаза немцам раньше времени. Поблизости могли остаться патрули, которые я не разглядел, или стрелки на крышах. Кто-нибудь особо глазастый, пожалуй, смог бы увидеть что-то даже от самой площади у вокзала. А то и прямо из самого панцера, хоть обзор в бронированной по самое не хочу машине наверняка был в лучшем случае на троечку.

Металлическая громадина катилась по асфальту всего в каких-то паре десятков шагов. Могучая, грозная, ревущая колоссальным мотором и тускло поблескивающая сталью брони. Смертоносная, неуязвимая, опасная… но одновременно манящая.

– У меня есть идея получше, мсье, – ухмыльнулся я. – Как насчет того, чтобы позаимствовать эту игрушку у герра наместника?

Глава 39

Ночь – точнее, уже почти утро – раздалась во все стороны. Темнота не то, чтобы исчезла, но в одно мгновение стала чем-то незначительным. Пренебрежимо малым, неважным и совершенно не мешающим видеть. Во все стороны – и даже там, куда мои глаза не смогли бы заглянуть и в самый солнечный день. Будто вместо пяти жалких чувств у меня вдруг появилась целая тысяча, и каждое работало в сверхчеловеческих диапазонах. И вместе они показывали все.

Вообще все.

На мгновение я увидел центр Страсбурга словно с высоты птичьего полета… или на карте – со всеми нужными отметками: патрули, пулеметные расчеты, орудия на больших перекрестках вдалеке, грузовики и панцеры, неторопливо ползущие на север. Тысячелетнюю громадину собора на острове, который будто обнимали рукава темной реки. И дворец рядом – резиденцию наместника. Казалось, до них можно было дотянуться рукой, а не идти еще полтора километра по улицам.

Картинка мелькнула и тут же пропала: все-таки я пока еще не добрался до подвластных лишь кому-то вроде Багратиона или деда высот. Только коснулся недосягаемой пока второй ступени магического мастерства кончиками пальцев… в прыжке. Впрочем, и этого оказалось достаточно: подробная схема исчезла, но верный путь остался в памяти, будто отпечатавшись пунктирной красной линией на внутренней стороне век. Теперь я, пожалуй, смог бы добраться до нужного места даже без оружия и с закрытыми глазами.

Но был способ и поинтереснее.

Громыхающий по бульвару панцер сначала замедлился, а потом и вовсе почти остановился, будто под его гусеницами асфальт вдруг сменился болотом. И даже натужный рев мотора разделился на тягучие глухие удары – детонации топлива в цилиндрах. Дар подхватил легкое, как перышко, тело и бросил вперед. Так быстро, что я сам не успел заметить, как оказался рядом с машиной. Взлетел наверх, едва коснувшись брони – и через мгновение уже засовывал руку по самое плечо в распахнутый люк. Пальцы тут же наткнулись на что-то мягкое: то ли одежду, то ли волосы. Разбираться я не стал – ухватился изо всех сил и потянул, выдергивая солдата наружу. Он даже не упирался – только коротко вскрикнул, когда я швырнул его вниз на чей-то заботливо выставленный штык.

Оболенский тоже не сидел без дела. Даже под Ходом он изрядно уступал мне в подвижности – зато силищу обрел не то, что медвежью – слоновью.