И так далее, и тому подобное. Короче
говоря, работать всерьез стало и некогда. Не было смысла работать, если с
экранов и газетных страниц истерически обещали, что все вот-вот и так станут
получать, "как там"... Стоит только повесить Лигачева. И отменить шестую
статью Конституции.
Лигачева, правда, не повесили, но статью в конце концов отменили. А
заодно, чуть попозже, - Советский Союз, старые цены, старую мораль и, под
горячую руку, должно быть, еще и здравый смысл...
Родион во всем этом принимал самое деятельное участие - то есть давился в
очередях за "Московскими новостями" и "Собеседником", подписывал воззвания,
бегал по митингам и боролся с засевшими партократами в лице тишайшего
инженера по технике безопасности Литвиненко, ни за что не соглашавшегося
публично сжечь партийный билет и прямо-таки умолявшего дать дотянуть полтора
года до пенсии, а там он и сам спокойно помрет... Родион был одним из тех,
кто встречал с цветами героическую Новодворскую, в два часа ночи заляпал
фиолетовыми чернилами памятник Ленину перед обкомом, а однажды он даже
удостоился чести лицезреть свою физиономию в одной из демократических
программ местного телевидения - правда, всего три секунды. Вступил даже в
местное отделение "Демократического союза", возглавляемое старым знакомым,
физиком Евгеньевым.
Само собой, массу времени отнимало вдумчивое чтение демократической
периодики (почтовый ящик перестал закрываться, почтальонша складывала газеты
и журналы на подоконник), а потом - обсуждение таковой с собратьями по
движению, как правило, затягивавшееся за полночь. Благо квартира позволяла,
из-за толстых стен ни Лику, ни ребенка кухонные дискуссии не беспокоили.
Особых репрессий он так и не удостоился - разве что, еще в девяностом,
стоявший в оцеплении милиционер, которому Родион угодил углом плаката по
новенькой фуражке, обозвал его мудаком.
Еще до распада "империи зла" стали раздаваться первые звоночки,
возвещавшие, что с Ликой происходит что-то непонятное и тревожащее. К
кухонным дискуссиям, на которых решались судьбы страны, она не проявляла
никакого интереса, отговариваясь то усталостью, то хлопотами вокруг ребенка.
А вместо "Детей Арбата" и прочих возвращенных читателю романов, знание
которых было обязательно для любого интеллигента, обложилась стопками книг
по программированию и вычислительной технике. Однажды меж ними разразился
нешуточный скандал - когда пришедший с очередной порцией самиздатовских
бюллетеней Евгеньев с ходу поинтересовался у Лики, какого она мнения о
последней статье Нуйкина, и получил в ответ произнесенное с искренним
недоумением: "А кто такой Нуйкин?" Родион потом долго втолковывал жене, что
она позорит его перед людьми. Лика обещала исправиться, но особых подвижек
так и не произошло.
А в апреле девяностого - шестнадцатого, дата врезалась Родиону в память,
словно высеченная на камне, она вдруг объявила, что уходит с радиозавода. |