Проклятие
Я вижу, смерть близка: болезненные силы
Последней вспыхнули борьбой.
Я встречусь наконец на ступенях могилы
С неумолимою судьбой.
И ныне, рядом с ней, мне хочется поверить
Итог пустого бытия.
Не буду сетовать, не стану лицемерить
И страхом не унижусь я.
Прощаясь с жизнию, в урочный час разлуки,
Над нею некогда шутить;
Но полную тревог и слез и тайной муки
Я не могу благословить.
Я прокляну ее за то, что с колыбели
Я был игралищем судьбы,
За то, что дни мои я проволок без цели
В тревогах суетной борьбы.
Я прокляну ее за длинный рой видений,
Игравших жизнию моей,
За бесконечный ряд коварных заблуждений
И неразгаданных страстей;
За то, что все мои мечты и упованья
Она презренью обрекла,
Что не исполнила ни одного желанья
И горьких слез не поняла;
За то, что душу я отравою сомненья,
Что сердце ядом напоил;
За то, что никогда в душе благословенья
Ни для кого не находил;
Что, идя за толпой, я по тропе избитой
Не бросил яркого следа;
Что не оставлю я ни мысли плодовитой,
Ни благородного труда.
Я прокляну ее за все, что в мире видел,
За все, что в жизни презирал,
За все, что я любил, за все, что ненавидел,
Что с тайным страхом проклинал.
Не одна ли и та же это песня? А одно и то же, воля ваша, наскучает… И притом тут есть хороший стих (который, впрочем, так обыкновенен в наше время), есть чувство, если хотите, даже много чувства, и мы верим искренности поэта, верим его страданию; но где же поэзия? где же фантазия? где созданные ею образы?
Объективные пьесы г. Губера всего лучше подтверждают справедливость нашего суждения. Вот две из них:
Цыганка
Жива, как забава, как смех весела,
Несется волшебница-дева,
Кружится и пляшет, быстра, как стрела,
Под звуки родного напева. |