— Так это не заразно, — объясняю, — и мне не мешает никаким образом.

— Тогда иди в свою лабораторию — сурово заявляет няша, — и людей не пугай,

Она перепрыгивает с "ты" на "вы" с поразительной быстротой. Настоящая стихия. То солнышко, то дождик, то молния громыхнёт. Но я в такие игры тоже играть умею.

… Прекрасная синьора-синьорина… — беру стул и усаживаюсь прямо перед её столом, — ты для меня Мариночка-Марина...

Мурлычу себе под нос, уставившись наглым взглядом.

— Ветров! — не выдерживает она, — где ты набрался такой пошлости?!

— В электричке услышал, —отвечаю, — мужик какой-то пел, бородатый.

— Немедленно прекрати! — у няши розовеют щёчки.

— Марина, мне на съёмку надо! — добиваюсь, наконец, её полного внимания, — Товарищ Комаров руководящее указание дал! Чтоб была, говорит, в этом номере хоть одна твоя фотография, иначе, говорит, со свету тебя сживу.

— Не драматизируй, — хмурится няша, — номер уже свёрстан.

— Ты товарищу Комарову это объясни.

Блондинка морщит лобик. Она никак не может сообразить, всерьёз я говорю насчёт Комарова, или мне просто не терпится опробовать новую камеру. Да, "Зенитом" я перед ней похвастался первым делом.

— Есть у меня один вариант, — задумчиво говорит она, — я собиралась туда архивное фото поставить, но если будет свежачок, то это ещё лучше.

— И что же от меня требуется?

— Это тебе Уколов по дороге, объяснит. Алексей Максимыч — кричит она в глубину коридора, — вы ещё не уехали?! Стажёра прихватите с собой!

Почему-то в её голосе мне слышится мстительное торжество.

Глава 24

Редакционный УАЗ "буханка" оказывается совершенно замечательным транспортом. Всё решает компоновка. Впереди, рядом с водителем установлено ещё одно пассажирское сиденье. А вот сзади смонтирован откидной столик и две длинные лавки одна напротив другой. Совсем как в железнодорожном купе.

Большеносый жизнерадостный водитель, несмотря на венчик седых волос вокруг заметной лысины, представляется Толиком.

— Алик, — жму его руку. — Стажёр.

— А тебя-то за что? — спрашивает Толик.

— В смысле?

— Чем ты успел так Берёзу разозлить, что тебя к Уколычу приставили?

— Кого? — не врубаюсь.

— Редакторшу, — объясняет водитель. — Она же Подосинкина, верно? Где Подосинкина, там и Подберёзкина, а от Подберёзкиной недалеко и до Берёзы.

В очередной раз дивлюсь людской изобретательности.

— А что плохого в этой поездке? — интересуюсь осторожно.

— Увидишь. — водила машет рукой, — Здрасте, Алексей Максимыч!

— Здравствуй, Толя! — Уколов лучится улыбкой. — Привет, молодёжь!

Уколов словно застрял в эпохе Гайдаевских комедий про Шурика. Кургузая серая куртка, непокорные, полностью седые вихры, толстенные очки. С собой он тащит гигантский потёртый саквояж. С такими на Диком Западе дилижансы грабили.

Автомобиль рывком трогается с места и катит по улице. Толик гордо бибикает какой-то знакомой. Та с селянским кокетством отмахивается и обзывает его "чёртом носатым". Идиллия.

— Алексей Максимыч, какое у нас редакционное задание? — спрашиваю.

— А?

У Уколова упрямая нижняя челюсть, как у пираньи, и рыбьи глаза слегка навыкате. Когда он смотрит в упор, возникает чувство, что он тебя не узнаёт. Учитывая его возраст, это слегка пугает.

— Едем мы куда?

— К Агриппине мы едем, к доярке, — наконец выдаёт Уколов, — победительнице соцсоревнования.