Кроме того, под вой урагана он мог кричать до посинения все равно его никто не услышит.
Я взял уцелевший стул и сел перед радиостанцией. Это была стандартная самолетная радиостанция, и я умел пользоваться ею. Включил ее, настроился на волну, которую через Кеннеди сообщил шериф, и надел наушники. Долго ждать не пришлось: полиция установила круглосуточное дежурство в эфире. Я передал свой позывной, и через три секунды в наушниках потрещало: Полиция. Шериф Прендергаст. Слушаем вас.
Я переключил радиостанцию с ключа на микрофон:
– Докладывает машина девятнадцать. – Этот обговоренный пароль вообще‑то не требовался: всем полицейским машинам графства приказали в эфир не выходить, и шериф знал, что разговаривать с ним мог только я, но в век энтузиастов радиосвязи развелось слишком много любителей перехватывать переговоры, да и возможности постоянного прослушивания организацией Вайленда полицейских переговоров я тоже не мог не учитывать.
– Человек, приметы которого совпадают с переданными, задержан около Вентуры, – продолжил я. – Доставить его к вам?
– Нет, – прохрипело в наушниках. – Мы схватили разыскиваемого.
Отпустите, пожалуйста, задержанного.
Я чувствовал себя так, как будто получил миллион долларов. Почти не осознавая этого, я тяжело откинулся на спинку стула – напряжение последних двух суток было большим, чем казалось мне. И сейчас я испытывал огромное облегчение и удовлетворение.
– Я – машина девятнадцать, – снова сказал я. – Повторите, пожалуйста.
– Отпустите задержанного, – медленно и отчетливо сказал Пендергаст. Мы задержали разыскиваемого. Повторяю, мы задержали...
Передатчик отъехал к стене, в центре шкалы настройки появилась огромная дыра, а в моих ушах, казалось, что‑то взорвалось – настолько оглушающим был эффект выстрела из тяжелого пистолета в тесном помещении.
Я подпрыгнул на пару футов и приземлился обратно на стул. А затем медленно встал – мне не хотелось, чтобы стрелявший, зря разбив передатчик и предупредив полицию, что что‑то случилось, слишком разнервничался бы. А он, похоже, был очень нервным человеком. Но когда я повернулся и увидел, кто пришел в гости, то тоже занервничал.
Это был Ларри, и дымящийся ствол его кольта смотрел мне в лицо. Дырка в стволе была огромной, как дуло гаубицы. Прямые мокрые волосы Ларри прилипли ко лбу, его угольно‑черный глаз горел сумасшедшим огнем. Один глаз. Я не мог видеть второго, я не мог видеть ничего, кроме половины лица, руки с пистолетом и левой руки, обхватившей Мери Рутвен за шею. Все остальное было скрыто за девушкой. Я с укоризной посмотрел на нее.
– Хороший же из вас сторож, – мягко сказал я.
– Заткнись! – рявкнул Ларри. – Полицейский, значит? – И он несколько раз непечатно обозвал меня свистящим от ненависти шепотом.
– Здесь молодая леди, дружок.
– Леди? Шлюха! – Он чуть сильнее придавил ее шею, как будто это доставляло ему удовольствие, и я догадался, что когда‑то он явно попытался приставать к ней и получил по заслугам.
– Ты считал себя очень умным, Толбот? Думал, что знаешь ответы на все вопросы, что обвел всех вокруг пальца, да, коп? Но тебе не удалось провести меня, Толбот. Я наблюдал за тобой, следил все это время, что мы находимся на буровой.
Он был возбужден, трясся и подпрыгивал, как в пляске святого Витта, в голосе его чувствовался злобный и мстительный триумф постоянно игнорируемого и осмеиваемого ничтожества.
– Тебе и в голову не приходило, что я знаю: ты с Кеннеди в сговоре, не так ли, коп? – продолжил он заниматься пустословием. – И с этой шлюхой.
Я следил за тобой, когда ты десять минут назад вылез из батискафа, я видел, как этот льстивый шофер ударил Ройала по голове и. |