– И с этой шлюхой.
Я следил за тобой, когда ты десять минут назад вылез из батискафа, я видел, как этот льстивый шофер ударил Ройала по голове и...
– С чего ты взял, что это был Кеннеди? – перебил я. – Он был одет...
– Я подслушивал под дверью, рожа! Я мог прикончить тебя еще тогда, но мне хотелось узнать, чего ты добиваешься. Думаешь, меня волнует, что Ройал получил по башке? – Он оборвал свою речь и выругался, поскольку девушка обмякла в его руках. Он попытался удержать ее, но героин плохая замена протеину при развитии мускулатуры, и даже ее небольшой вес оказался для него чрезмерным. Он мог бы аккуратно положить ее на пол, но не сделал этого, а резко отступил назад, и она тяжело упала на пол.
Я шагнул вперед, сжав кулаки. Ларри оскалился, как волк.
– Ну, давай, коп, давай, – прошептал он. Я посмотрел на него, на пол, снова на него, и кулаки мои разжались.
– Боишься, да? Струсил, да? Влюблен в нее, да? Как этот гомик Кеннеди. – Он визгливо засмеялся. – Боюсь, что с Кеннеди произойдет несчастный случай, когда я вернусь на ту сторону платформы. Кто будет ругать меня за то, что я застрелил его, увидев, как он бьет Ройала по голове?
– Хорошо, – устало сказал я. – Ты – герой и великий детектив. Пойдем к Вайленду и кончим с этим.
– Да, мы кончим с этим, – кивнул он. – Но ты больше не увидишь Вайленда, коп, ты больше никого не увидишь. Я убью тебя, Толбот. Сейчас.
У меня внезапно пересохло во рту. Я почувствовал, как тяжело забилось сердце и вспотели ладони. Он говорил серьезно. Он собирался нажать на курок своего тяжелого кольта – и большего удовольствия не испытает до самой смерти. Конец. Но мне удалось сказать спокойным голосом:
– Ты собираешься убить меня. За что?
– Ненавижу тебя, вонючка! Вот за что. Ты с самого начала стал издеваться надо мной – наркоман, мол, «ширяла», постоянно спрашивал о шприце. За то, что ты влюблен в Мери, а раз я не могу получить ее, то никто не получит. За то, что я не люблю полицейских.
Он говорил мне то, чего никогда не сказал бы другому, и я знал почему. Мертвые молчат, а я в любую секунду стану мертвым. Как Герман Яблонски. Яблонски – на глубине два фута под землей, Толбот – на глубине 130 футов под водой. Хотя какая разница – где лежать.
– Ты застрелишь меня сейчас? – Я не отрывал взгляда от пляшущего на спусковом крючке пальца.
– Точно – хихикнул он. – В живот, чтобы посмотреть, как ты корчишься.
Ты будешь орать, орать и орать, и никто не услышит тебя. Нравится, коп?
– "Ширяла", – мягко сказал я. Терять мне было нечего.
– Что? – не поверил он своим ушам. – Что ты сказал?
– "Наркота", – отчетливо произнес я. – Ты так накачался, что не соображаешь, что делаешь. Что ты собираешься делать с телом? Двое таких, как ты, не смогли бы вынести мое тело отсюда, а если меня найдут в этой комнате застреленным, то сразу поймут, что это – твоих рук дело, и вздернут тебя, потому что они нуждаются во мне, и сейчас – еще больше, чем ранее. Ты не станешь любимцем, Ларри.
Он кивнул с хитрым видом, как будто продумал все это раньше.
– Это правильно, коп, – пробормотал он. – Я не могу застрелить тебя здесь, правда? А мы выйдем наверх. Подойдем поближе к краю, там я застрелю тебя и сброшу в море.
– Вот это – другое дело, – согласился я. Мрачноватым было это соглашение об избавлении от моего трупа, но я не был сумасшедшим, как Ларри, и питал последнюю надежду.
– А потом они начнут бегать и искать тебя, и я буду бегать и искать тебя вместе с ними и все время смеяться про себя, думая о тебе и барракудах и зная, что я – умнее их всех. |