Тряпка, висевшая на спинке стула, мешала Элен прислониться. Она
отстранила ее и вновь погрузилась в рассматривание картинок. Тогда
влюбленные, видя, что хозяйка в таком добром расположении духа, перестали
стесняться. Под конец они даже забыли о ней. Элен одну за другой уронила
картинки на колени; улыбаясь смутной улыбкой, она глядела на влюбленных,
слушала их.
- Что же ты, малец, не возьмешь жареной баранины? - шептала кухарка.
Он не отвечал ни да, ни нет, покачиваясь, словно его щекотали; Розали
положила ему толстый ломоть мяса на тарелку, - Зефирен расплылся в
благодушии. Его красные погоны подскакивали, круглая голова с оттопыренными
ушами качалась над желтым воротником, как голова китайского болванчика.
Спина Зефирена колыхалась от смеха, он пыжился в своем мундире, который
никогда не расстегивал на кухне из уважения к Элен.
- Это получше, чем репа дядюшки Руве! - сказал он, наконец, с набитым
ртом.
То было воспоминание о деревне. Оба прыснули со смеху; Розали
схватилась за стол, чтобы не упасть. Как-то - дело было еще до их первого
причастия - Зефирен украл три репки у дядюшки Руве; и жесткие же они были,
эти репки, ох! Хоть зубы обломай! Но Розали все же сгрызла свою долю,
спрятавшись за школой. И теперь каждый раз, как им приходилось есть вместе,
Зефирен не упускал случая сказать:
- Это получше, чем репа дядюшки Руве!
И каждый раз Розали так прыскала со смеху, что разрывала тесьму нижней
юбки. Послышался треск лопнувшего шнурка.
- Ага, разорвала? - торжествующе сказал солдатик.
Он хотел было убедиться в этом собственными руками, но она с размаху
шлепнула его.
- Сиди смирно, уж не ты ли починишь?.. Глупо так рвать тесемку. Каждую
неделю пришиваю новую.
Так как он все же не унимался, Розали ухватила своими толстыми пальцами
кожу на его руке и стала крутить ее. Эта любезность еще более возбудила
Зефнрена, но тут Розали яростным взглядом указала ему, что Элен смотрит на
них. Не слишком смутившись, он положил себе в рот огромный кусок, раздувший
ему щеку, и подмигнул с видом разбитного вояки, давая этим понять, что
женщины, даже дамы, не сердятся за такие проказы. Когда люди любят друг
друга, на них всегда приятно поглядеть.
- Вам еще осталось пять лет военной службы? - спросила Элен, устало
откинувшись на спинку высокого деревянного стула, отдаваясь забытью
овладевшего ею успокоения.
- Да, сударыня, а может быть, только четыре, коли не понадоблюсь.
Розали поняла, что барыня думает об ее замужестве. Притворяясь
рассерженной, она воскликнула:
- О сударыня, останься он еще хоть десять лет на службе, уж не я
потребую его у правительства! Что-то он больно часто стал давать волю
рукам. |