Она засыпала Элен
вопросами. Тогда та, со смелостью и легкостью, которым сама удивилась,
рассказала ей целую историю, щедро изобретая, одну за другой, различные
подробности. Она поклялась Жюльетте, что муж ее ни о чем не подозревает. Это
она сама, Элен, узнав обо всем и желая спасти ее, придумала такой способ
расстроить ее свидание с Малиньоном. Жюльетта слушала, и лицо ее сияло
сквозь слезы, она доверчиво принимала эту выдумку, ликовала и от радости еще
раз бросилась на шею Элен, которую эти ласки нимало не смущали: она не
испытывала ни одного из тех сомнении, которые раньше тревожили ее честность.
Взяв с Жюльетты обещание сохранять спокойствие, она ушла от нее и в глубине
души радостно смеялась, восхищаясь своей ловкостью.
Прошло несколько дней. Вся жизнь Элен, переместилась. Она жила уже не у
себя. Ока жила там, где был Анри, ежечасно думая о нем. Ничто: больше не
существовало для нее, кроме соседнего особняка, где билось ее сердце. Лишь
только она находила какой-нибудь предлог, она прибегала туда и бездумно
наслаждалась, счастливая, что Анри и она дышат тем же воздухом. В первом
восторге обладания Элен, глядя на Жюльетту, проникалась нежностью: эта
женщина представлялась ей частицей Анри. Однако доктору еще ни на миг не
удалось остаться наедине с Элен. Казалось, она находила утонченное
наслаждение в том, что отдаляла час второго свидания. Только однажды
вечером, когда он провожал ее да передней, она заставила его поклясться, что
он никогда больше не побывает в том доме у Водного прохода, добавив, что это
скомпрометировало бы ее. Оба трепетали в ожидании того страстного объятия, в
котором они вновь сольются друг с другом, где - они не знали, когда-нибудь
ночью. И Элен, одержимая этим желанием, жила только предчувствием этой
минуты, равнодушная ко всему остальному, проводя дни в надежде на нее. Она
была счастлива; только одно тревожило ее - ощущение, что рядом с ней кашляет
Жанна.
Девочка кашляла коротким, сухим, частым, кашлем, усиливавшимся к
вечеру. Тогда у нее бывали легкие приступы лихорадки; во время сна ее
ослабляла испарина. На вопросы матери девочка отвечала, что она здорова, что
у нее ничего не болит. Это, верно, кончается легкая простуда. И Элен,
успокоенная таким объяснением, уже не сознававшая отчетливо того, что
происходило рядом с ней, все же испытывала, несмотря на то блаженство, в
котором пребывала, глухое ощущение боли, словно от какой-то тяжести,
натиравшей ей где-то кожу до крови, но где - она не могла сказать. Порою
среди беспричинной радости, заливавшей ее нежностью, ее охватывала тревога,
ей начинало казаться, что позади нее стоит беда. Она оборачивалась,
улыбаясь. Когда бываешь слишком счастливой, всегда дрожишь за свое счастье.
Позади не было никого. Только закашлялась Жанна; но ведь она пила настой из
трав, - все обойдется. |