На этот раз Элен провела у тетушки Фэтю около получаса, слушая ее
рассказы о Нормандии, где она родилась и где пьют такое густое молоко.
- Вы давно знаете доктора? - небрежно спросила она, помолчав.
Старуха, лежавшая на спине, полуоткрыла глаза и снова закрыла их.
- Еще бы, - ответила она, понизив голос. - Его отец лечил меня еще до
сорок восьмого года, а сын приходил вместе с ним.
- Мне говорили, что отец его был праведником.
- Да, да... Малость чудаком был... Сын, видите ли, еще лучше. Когда он
прикасается, кажется, что у него бархатные руки.
Вновь наступило молчание.
- Я вам советую выполнять все, что он вам скажет, - промолвила Элен. -
Он очень знающий человек; он спас мою дочь.
- Ну, еще бы, - воскликнула тетушка Фэтю, оживляясь. - Ему-то поверить
можно: он воскресил одного мальчика, которого уж на кладбище хотели
тащить... Хотите вы или нет, а я все-таки скажу: другого такого, как он, не
найти. Везет мне. Всегда попадаю на самых что ни на есть хороших людей...
Каждый вечер благодарю за это господа. Не забываю вас обоих, - уж будьте
покойны! Вместе поминаю вас в молитвах... Да наградит вас бог и да пошлет
вам все, чего бы вы ни пожелали! Да осыплет он вас своими сокровищами! Да
уготовит он вам место в раю!
Она приподнялась и, набожно сложив руки, казалось, возносила к небесам
необычайно пылкие моления. Молодая женщина не останавливала ее, она даже
улыбалась. Заискивающая болтовня старухи навевала на нее мирную дремоту.
Уходя, Элен обещала подарить ей чепчик и платье в тот день, когда она
встанет с постели.
Всю неделю Элен не переставала заботиться о тетушке Фэтю.
Послеполуденное посещение мансарды вошло у нее в привычку. Почему-то ей
особенно полюбился Водный проход. Ей нравилась прохлада и тишина этого
крутого спуска, всегда чистая мостовая, которую обмывал в дождливые дни
низвергавшийся сверху поток. Вступив в уличку, она испытывала странное
ощущение, глядя, как ускользает вниз почти отвесный скат прохода, обычно
пустынного, известного лишь нескольким обитателям соседних улиц. Потом,
решившись, она вступала в него, пройдя под сводом дома, выходящего на улицу
Ренуар, и не спеша спускалась по семи этажам широких ступеней, вдоль которых
протекает ручей с каменистым ложем, занимающим половину узкого ската. Справа
и слева выпячивались каменные ограды садов, покрытые серым лишаем,
протягивались ветви деревьев, нависали купы листьев, кое-где широким
покрывалом раскидывался плющ; среди всей этой зелени, сквозь которую лишь
там и сям проглядывала синева неба, царил зеленоватый полусвет, мягкий и
нежный. Спустившись до половины улички, Элен останавливалась, чтобы
перевести дух; она вглядывалась в висевший там фонарь, вслушивалась в смех,
долетавший из садов, из-за дверей, которых она никогда не видела открытыми. |