Дальше, направо, поражали своей
красотой высокие деревья набережной. Казалось, то были деревья из витого
стекла, огромные венецианские люстры, разветвления которых, унизанные
цветами, были затейливо изогнуты фантазией мастера. С северной стороны ветер
превратил стволы в колонны. Наверху перепутались опушенные снегом ветви,
пористые эгретки, четко вырисовывались очаровательные узоры черных веточек,
прочерченных белым. Морозило; в прозрачном воздухе не проносилось ни
дуновения.
И Элен говорила себе, что она не знала Анри. В течение года она
виделась с ним почти каждый день, он часами сидел с ней рядом, беседуя с
ней, погружая свой взгляд в ее глаза. Она не знала его. Однажды вечером она
отдалась, и он взял ее. Она не знала его. Она делала огромное усилие - и все
же ничего не могла понять. Откуда он пришел? Как очутился рядом с ней? Кто
он был, что она поддалась его настояниям, она, которая скорее умерла бы, чем
отдалась другому? Она не знала, - то было головокружение, помрачившее ее
рассудок. В последний, как и в первый день, он оставался ей чужим. Тщетно
соединяла она воедино отдельные, разрозненные мелочи - его слова, его
поступки, все, что она помнила о нем. Он любил свою жену и своего ребенка,
он улыбался тонкой улыбкой, у него были корректные манеры благовоспитанного
человека. Потом ей представлялось его пылающее лицо, блуждающие в огне
желаний руки. Шли недели, он исчезал, унесенный потоком. Теперь она не могла
бы сказать, где говорила с ним в последний раз. Он ушел, его тень ушла с
ним. У их романа не было иной развязки. Она не знала его.
Над городом раскинулось голубое, без единого пятнышка, небо. Элен
подняла голову, утомленная воспоминаниями, счастливая этой чистотой. То была
прозрачная голубизна, очень бледная, голубой отблеск, ускользающий в белизне
солнечного света. Солнце, низко у горизонта, сияло подобно серебряному
светильнику. Оно горело без жара, отражаясь на снегу, среди застывшего
ледяного воздуха. Внизу - широкие кровли, черепицы Военной пекарни, шифер
крыш вдоль набережной расстилались белыми простынями, подрубленными черным.
По ту сторону реки квадрат Марсова поля развертывался степью, где темные
точки далеких экипажей напоминали русские сани, скользящие под звон
колокольчиков; вязы Орсейской набережной, уменьшенные расстоянием,
вытянулись расцветами тонких кристаллов, ощетиненных иглами. В неподвижности
этого ледяного моря Сена катила мутные воды между крутых берегов, опушивших
ее горностаем. Со вчерашнего дня шел лед; можно было ясно различить у быков
моста Инвалидов, как льдины, разбиваясь, исчезали под арками. Дальше
подобные белым кружевам, все более утончающимся, мосты ступенями уходили к
сверкающим скалам Старого города, над которыми высились снеговые вершины
башен собора Парижской богоматери. Налево - другие остроконечные выси
разрывали однообразную равнину бесконечных кварталов. |