Изменить размер шрифта - +

Одна-единственная полоса голубизны, над Монмартром, окаймляла горизонт такой
прозрачной и нежной лазурью, что казалась тенью, отброшенной белым  атласом.
Париж выступал из тумана, все шире расстилаясь снеговыми просторами в  своем
оцепенении,  сковавшем  его  неподвижностью  смерти.   Летучая   крапчатость
снежинок уже не оживляла город тем трепетом, бледные струи которого  дрожали
на  фасадах  цвета  ржавчины.  Дома  -  черные,  словно  заплесневевшие   от
многовековой сырости, проступали из-под белых  покровов,  под  которыми  они
спали. Целые улицы, с покоробившимися крышами, разбитыми окнами были  словно
разрушены, разъедены селитрой. Виднелся окруженный  белыми  стенами  квадрат
площади;  заваленный  обломками.  Но  по  мере  того  как   над   Монмартром
расширялась голубая полоса, проливая свет, ясный и  холодный,  как  ключевая
вода, Париж, словно  видимый  сквозь  хрустальное  стекло,  вырисовывался  с
четкостью японского рисунка, вплоть до отдаленных предместий.
     Закутанная в меховое  манто,  бессознательно  перебирая  пальцами  края
рукавов,  Элен  думала.  Одна  и  та  же,  единственная  мысль,  непрестанно
возвращалась к ней,  словно  эхо:  у  них  родился  ребенок  -  розовенькая,
пухленькая  девочка;  и  она  представляла  ее  себе  в  том  очаровательном
возрасте, когда Жанна  начинала  говорить.  Маленькие  девочки  так  милы  в
четырнадцать месяцев! Она считала  месяцы;  четырнадцать  и  девять  месяцев
ожидания - это составляло почти два года; как раз то же время, с разницей  в
каких-нибудь две недели. И перед ней  возникло  солнечное  видение:  Италия,
страна мечты, с  золотыми  плодами,  где  влюбленные,  обнявшись,  уходят  в
благоухающую ночь. Анри и Жюльетта шли перед нею в лунном свете. Они ласкают
друг друга, как  супруги,  вновь  ставшие  любовниками.  Маленькая  девочка,
розовенькая, толстенькая, голенькое тельце которой смеется  на  солнце;  она
пытается лепетать неясные слова, заглушаемые поцелуями матери.  Элен  думала
об этом без гнева, без ропота, в глубоком спокойствии - спокойствии  печали.
Страна солнца исчезла; она обвела  медленным  взором  Париж,  огромное  тело
которого  коченело  в  зимней  стуже.  Казалось,   то   мраморные   исполины
распростерлись  в   царственном,   холодном   покое,   истомленные   древним
страданием, которого они уже не чувствовали. Голубой просвет  проглянул  над
Пантеоном.
     Воспоминания Элен уходили в прошлое. Возвратившись в Марсель, она  жила
в  каком-то  оцепенении.  Однажды  утром,  проходя  улицей  Птит-Мари,   она
разрыдалась, увидев дом, где прошло ее детство. То были ее последние  слезы.
К ней часто заходил господин Рамбо; она ощущала его возле себя, как надежный
оплот. Он ничего не требовал,  никогда  не  говорил  ей  о  своих  чувствах.
Однажды осенью он пришел к ней с покрасневшими от слез  глазами,  сломленный
глубоким горем: умер его брат, аббат Жув.
Быстрый переход