|
Вся близость их, казалось, воскресла вновь. - Итак, решено, не правда ли? - сказала госпожа Деберль. - Мы ждем вас завтра вечером. У Элен не хватило духу ответить отказом. Там, на улице, будет видно. Наконец они вышли последними. Полина ждала на тротуаре против церкви. Чей-то жалобный голос остановил их: - Ах, сударыня, как давно я не имела счастья вас видеть! То была тетушка Фэтю. Она просила милостыню у входа в церковь. Загородив Элен дорогу, словно давно поджидая ее, старуха продолжала: - Я была очень больна... все там, в животе, болит, вы ведь знаете... Будто молотком бьют... И ни гроша, моя милая барыня... Я не посмела дать вам знать. Да наградит вас господь! Элен сунула ей в руку монету и обещала не забывать ее. - Посмотрите, - сказала госпожа Деберль, остановившись на паперти, - кто-то разговаривает с Жанной и Полиной. Да это Анри! - Да, да, - подхватила тетушка Фэтю, переводя сощуренные глаза с одной дамы на другую, - это добрый доктор. Я видела, он всю службу простоял здесь, на тротуаре, - верно, поджидал вас. Вот уж святой человек! Я говорю так потому, что это правда, как перед богом... О, я знаю вас, сударыня; ваш муж заслуживает счастья. Да исполнит небо ваши желания, да пребудет с вами его благословение! И среди бесчисленных складок ее лица, сморщенного, как лежалое яблоко, маленькие глазки старухи, беспокойные и лукавые, перебегали с Жюльетты на Элен, так что оставалось неясным, к кому из них она, собственно, обращается, говоря о добром докторе. Она проводила их безостановочным бормотанием, в котором слезливые жалобы перемешивались с благочестивыми возгласами. Элен удивила и тронула сдержанность Анри. Он едва осмелился поднять на нее глаза. Жена стала трунить над тем, что его убеждения не позволяют ему войти в церковь, но он просто объяснил, что вышел, покуривая сигару, навстречу дамам, и Элен поняла, что ему захотелось снова увидеть ее, чтобы показать ей, как она ошибается, считая его способным на какой-нибудь грубый поступок. По-видимому, он, как и она, дал себе слово быть благоразумным. Она не стала раздумывать о том, насколько он был искренен перед самим собой: она почувствовала себя слишком несчастной, видя, что он несчастен. Поэтому, прощаясь с четой Деберль на улице Винез, она веселым тоном сказала: - Итак, завтра, в семь часов! Их отношения возобновились, гораздо более тесные, чем раньше. Началась чудесная жизнь. Элен чувствовала себя так, словно Анри никогда не поддавался порыву безумства. Это было то, о чем она мечтала: любить друг друга, но никогда больше не говорить об этом, а довольствоваться тем, что они это знают. Сладостные часы, в течение которых они, не говоря ни слова о своем чувстве, непрерывно беседовали о нем - жестом, интонацией, даже молчанием, - все возвращало их к этой любви, все питало в них страсть. Они уносили ее в себе, с собой, словно единственный воздух, которым могли жить. У них было оправдание - их честность; они разыгрывали эту комедию чувств с полной добросовестностью, даже не позволяя себе лишний раз пожать друг другу руку, что придавало ни с чем не сравнимую пленительную прелесть банальному приветствию, которым они встречали друг друга. |
