— И, может, даже проводить ее в дом, — продолжал я. — Там нет никого, кто мог бы о ней позаботиться. Может, она зашла внутрь и потеряла сознание, или еще что-то случилось?

— Что же мне было делать, идти вместе с ней в дом? Тогда бы ты нудил из-за того, что я остался с ней наедине в доме.

Наверное, он был прав.

— Ты мог бы, по крайней мере, убедиться, что с ней все в порядке, — пробормотал я. — Вот и все.

Очень медленно, четко произнося каждую короткую фразу так, как будто вот-вот потеряет терпение, Расти ответил:

— Она сказала мне, что с ней все в порядке. Она сказала, что ей не нужна никакая помощь. Сказала идти к тебе, и что она тоже придет, как только обработает раны.

— Как она сможет обработать собственные порезы? — спросил я. — Они все на спине.

— Это ты не у меня спрашивай. Я тебе просто передаю, что она сказала.

— Черт, — сказал я. У меня пересохло в горле.

— Не беспокойся, Дуайт, — сказал Расти, но в его голосе тоже звучала тревога. — Я уверен, что с ней все нормально.

Глава 14

Несмотря на то, что у Слим не было отца, а ее мать работала официанткой в Стейк-хаусе Стирмана, она жила в лучшем районе, чем я, и в лучшем доме.

Все потому, что они получили этот дом в наследство от бабушки Слим.

Луиза, мать Слим, выросла в этом доме, и осталась в нем жить даже после того, как вышла замуж. Ее муж, гнусный кусок дерьма по имени Джимми Дрейк, не мог позволить себе отдельный дом. К свадьбе Луиза была уже беременна Френсис (Слим), а Джимми получил паршивую работенку продавцом в обувном магазине. После того как Слим родилась, Джимми не позволял Луизе работать.

На самом деле, в этом не было ничего необычного. В те времена большинство мужчин предпочитало, чтобы их жены оставались дома и занимались семьей вместо того, чтобы каждый день бегать на работу. И большинство женщин это вполне устраивало.

Но Луиза хотела работать. Ей неприятно было жить в родительском доме. Не потому, что у нее были проблемы с родителями, но из-за поведения Джимми. Он слишком много пил. Он частенько давал волю кулакам — и не только им — и ему нравилось, чтобы во время его забав были зрители.

Слим никогда не рассказывала мне всего, что происходило в их доме при Джимми, но она говорила достаточно, чтобы я мог представить себе ситуацию.

Если говорить коротко: когда Слим было три года (как ей рассказывали), ее дедушка упал с лестницы (или его столкнул Джимми) посреди ночи, сломал шею и умер. Джимми остался один с тремя женщинами.

Бог знает, чего он только не вытворял с ними.

Я слышал только о некоторых случаях. Я знаю, что он мучил и избивал их всех. Я знаю, что он занимался сексом со всеми. Хотя Слим никогда на самом деле не признавалась в этом, она намекала на то, что он заставлял их участвовать в разного рода извращениях — включая оргии, в которых участвовали представительницы всех трех поколений.

Когда все закончилось, Слим было тринадцать, и она называла себя Зок.

Однажды утром она выглядела особенно радостной. Когда мы вместе шли в школу, я спросил:

— Что происходит?

— В каком смысле? — уточнила она.

— Ты такая счастливая.

— Счастливая? Да я просто в восторге!

— Почему?

— Джимми (она никогда не называла его «отец», «папа» или «папаша») ушел прошлой ночью.

— Эй, это же здорово! — я сам пришел в восторг. Я знал, что Слим ненавидела его, хотя и не знал, почему. Это я узнал гораздо позже. — И куда он ушел? — спросил я.

— Он отправился на Глубокий Юг, — ответила она.