— Во Флориду, или куда-то вроде этого?
— Нет, гораздо южнее, — сказала она. — Глубокий юг. Я не знаю точного названия этого места, но он точно никогда больше не вернется.
— Ты уверена? — спросил я, надеясь, что она права.
— Вполне. Оттуда еще никто не возвращался.
— Откуда?
— Оттуда, куда он отправился.
— Так куда он отправился?
— На Глубокий Юг, — сказала она и засмеялась.
— Ну как скажешь, — сдался я.
— Да, именно как я сказала.
К тому времени мы оказались рядом со стоявшим на перекрестке полицейским, и прекратили разговаривать.
И хотя тема путешествия Джимми еще не раз поднималась в наших разговорах, мне так и не удалось узнать о том, куда именно он отправился. «Глубокий Юг» — вот и все.
У меня были подозрения, но я держал их при себе.
Бабушка Слим умерла в прошлом году. Она скончалась внезапно. Крайне внезапно, находясь в очереди на кассу в Супер-М. Как говорят, она перегнулась через ручку тележки, чтобы вынуть банку томатной пасты, дернулась, вскрикнула и нырнула головой вперед, в корзину — и тележка покатилась вперед, при этом бабушка торчала из нее кверху задом. Впереди стояла пара детишек, дожидавшихся, пока их мама выписывала чек. Взбесившийся «экипаж» раскидал их в стороны, сбил их мать, отбросил с дороги пустую корзину и продолжал катиться, подхватив по дороге пожилую даму, направлявшуюся к выходу из супермаркета. В конце концов, они врезались в пирамиду угольных брикетов Кингсфорда, и бабушка Слим совершила кувырок внутрь тележки.
Никто, кроме нее, во время этого происшествия не погиб, но один из детей получил сотрясение мозга, а пожилая дама — перелом бедра.
Вот как ушла из жизни бабушка Слим (не без помощи аневризмы в мозге), а Слим и ее мать остались вдвоем жить в прекрасном доме.
Мы с Расти поднялись по ступеням на крыльцо. Я вдавил кнопку дверного звонка указательным пальцем. Изнутри дома раздался негромкий перезвон колокольчиков.
И больше ничего. Ни шагов, ни голосов.
Я снова позвонил. Мы еще немного подождали.
— Кажется, ее здесь нет, — сказал я.
— Давай проверим, — сказал Расти, открывая сетчатую дверь.
— Эй, мы не можем просто так зайти! — всполошился я.
Он все равно подошел ближе и покрутил ручку основной двери.
— Смотри-ка, не заперто.
— Конечно же, нет, — ответил я. В те дни почти никто в Грендвилле не запирал входную дверь.
Расти распахнул ее и, заглянув внутрь, прокричал:
— Э-гей! Есть кто дома?
Ни звука.
— Давай же, — позвал Расти и вошел внутрь.
— Я не думаю… Если никого нет дома…
— Как мы можем знать, что никого нет дома, если мы даже не вошли? Ты же сам сказал: Слим могла потерять сознание, или что еще случилось!
Он был прав.
Так что я вошел следом за ним и аккуратно прикрыл за собой дверь. В доме стояла тишина. Я слышал тиканье часов, потрескивание половиц — и ничего больше. Ни голосов, ни музыки, ни шагов, ни звука текущей воды.
Но дом был по-настоящему большим. Слим могла быть где-то внутри, не догадываясь о нашем присутствии, а может быть, и вовсе не имея возможности пошевелиться или позвать на помощь.
— Ты осмотри этот этаж, — прошептал Расти, — а я пойду наверх.
— Я пойду с тобой, — прошептал я в ответ.
Мы перешептывались как парочка воров. Предполагалось, что мы вошли в дом, чтобы убедиться, что со Слим все в порядке. Так зачем же перешептываться? Может быть, это выходит само собой, когда находишься в чужом доме без разрешения. |