Природа сделала все для того, чтобы жители этого прекрасного уголка Италии обитали в радости и довольстве. Однако социальные бури XVI века не миновали этой «райской обители». Неаполитанское королевство находилось под игом Испании. Испанский король Филипп II — замкнутый фанатичный католик, кабинетный деспот, грезивший о мировом господстве, — признавал только власть жестокости и силы. Его империя распространилась на огромные территории. В Европе ей покорились Нидерланды и половина Италии, за океаном — обширные районы Центральной и Северной Америки.
Расширение империи увеличивало не только ее мощь, но и слабость. Управлять разрозненными территориями было все труднее. Филипп II старался железной рукой подавлять все проявления недовольства. Но трава, как известно, и камень дробит. А в ответ усиливались гонения на свободолюбивых граждан. Напряжение нарастало, и многое предвещало неизбежное поражение стареющего Филиппа II.
В середине века Испанское королевство находилось на вершине могущества. Эгоизм государственной системы, не имеющей иных целей, кроме самосохранения и стремления к господству, был под стать личности императора. По точной характеристике Ф. Шиллера: «Этому уму были чужды радость и доброжелательство. Его существо было наполнено лишь двумя представлениями: о себе и о том, что стояло выше этого „я“. Эгоизм и религия наполнили всю его жизнь. Он был король и христианин, и был плох в обоих отношениях, так как хотел соединить в своем лице и то и другое. Его религия была грубая и жестокая, ибо и Бог его был существом ужасающим».
Многие люди творят божество по своему образу и подобию. Вот и Филипп II верил в бога жестокого и всевластного. Таким был сам император. Такой была его империя.
Из порабощенной Счастливой Кампаньи вывозили звонкую монету и продукты сельского хозяйства. Земледельцам от тройного гнета (свои феодалы, испанские, церковь) приходилось худо. В неурожайные годы свирепствовали голод и эпидемии. Страшным стихийным бедствием были набеги турков — грабящих и уводящих в рабство жителей.
Не спокойна и не счастлива была Кампанья. Роскошь природы оттеняла убогость существования. Упования на бога помогали мало. Требовалось трудиться в поте лица. Так воспитывались упорство и терпение…
У Джованни Бруно, по-видимому, были непростые отношения с богом. Можно предполагать, что Джованни был знаком с культурой итальянского Возрождения. Его другом был ноланский поэт Тансилло. Во всяком случае, Ноланец, сын Джованни, с почтением ввел образ Тансилло в один из своих диалогов. В другом диалоге упомянуты несколько соседей Бруно и описана патриархальная обстановка, среди которой провел свое детство будущий философ. Эти воспоминания проникнуты иронией, а обыденность ситуаций находится в резком контрасте с необычайным действующим лицом: богом Меркурием.
Нас не должно вводить в заблуждение имя языческого божества древних римлян. Бруно не мог выражаться точнее. Он и так посягнул на религиозную идею предопределения. Ведь известно, что ни один волосок не упадет с головы без ведома всевышнего. Эту догму и осмеял Бруно, вспомнивший Нолу своего детства.
В диалоге «Изгнание торжествующего зверя» Меркурий рассказывает о некоторых — из великого множества — распоряжениях Юпитера, которые надлежит исполнить в точности:
«Он повелел: пусть сегодня в полдень у огородника Франциско созреют две дыни, но сорвать их можно будет только через три дня, когда они будут годны на еду.
Пусть в то же самое время в саду, находящемся у подножия горы Чикала и принадлежащем Джованни Бруно, 30 плодов жужутового дерева соберут вовремя, 17 будут сброшены ветром на землю, 15 изъедены червями.
Пусть жена Альбанцио, Васта, намереваясь подвить себе волосы на висках, перегреет щипцы и спалит 57 волосков, но головы не обожжет. Почуяв запах гари, она на сей раз терпеливо перенесет все, не проклиная меня. |