Свое призвание великий путешественник считал велением свыше, божьим предопределением: началом объединения всего населения Земли христианским вероучением. Тогда и наступит пора всеобщего счастья! Колумб верил в конец света (это будет, считал он, через пятьдесят лет после его смерти).

Именно отсутствие систематического образования в сочетании с природным умом, сильной волей и другими качествами помогло Колумбу осуществить его величественное деяние (хотя и помешало верно оценить содеянное). Для большинства тогдашних книжников-умников все было ясно, и никаких земель за Атлантическим океаном быть не могло. К счастью, в подобные «давно доказанные» премудрости Колумб не верил.

Кузанец пришел к осознанию незнания иным путем: глубоким изучением философии, прежде всего — древней, античной. Этот кардинал отрицал религиозный фанатизм и даже имел смелость указать на черты сходства ислама и христианства. Удивительны его научные прозрения. Он обожествлял знания, как и всякий ученый средневековья, но при этом преступал рубежи, дозволенные богословием, полагая законы природы первоосновой мироздания: «Поистине бог применил при сотворении мира арифметику, геометрию и музыку вместе с астрономией — искусства, которыми и мы пользуемся, исследуя пропорции вещей, элементов и движений».

Он блестяще использует аппарат логики. Доказывает, что ни Земля, ни другое небесное тело не находятся в центре мира, причем основывается на… догме! Делает это так: истина христианства — вездесущность бога, его всемогущество и центральное положение в мире. Но если бог — во всем, то и центр мира — во всем. Кузанский утверждает: центр мира — везде, окружность мира — нигде. Остерегаясь резко критиковать идею о центральном положении нашей планеты, он с необычайной прозорливостью пишет о шаровидности Земли и кругообразности ее движения вокруг Солнца. Именно — о шаровидности и кругообразности, а не об идеальных геометрических фигурах! И вновь опирается на умозрительное богословское представление о некотором несовершенстве творения, ибо полное совершенство было бы абсолютным торжеством Добра и Красоты; тогда бы наступило царство недвижности, отсутствия противоречий и борьбы, стремления к лучшему — конец света.

Явно или неявно титаны позднего средневековья по-новому ощущали или понимали течение времени, ход истории — именно как непрерывное движение от прошлого к будущему. Это было открытием исторической перспективы. Человеку Возрождения видится в руинах античности величественное прошлое, которое следует изучать для познания, сути прекрасного, для познания человека.

Одновременно художники стали осваивать геометрическую перспективу. В средние века такая задача не представлялась важной, ее не замечали. Далекое нередко изображали близким — крупно, близкое — далеким, мелким по мере идейной значимости.

Человеку средневековья жизнь древнего святого или страсти распятого Христа порой представлялись более близкими и подлинными, чем переживания современников.

Это вполне отвечало представлениям о «вечном настоящем», включающем прошлое и будущее в едином монолите. В таком объемном недвижном трехмерном времени, как в магическом кристалле, было воплощено все.

Изучение перспективы отражало стремление наиболее точно изобразить природные объекты, какими мы их видим. И не случайно мудрый Николай Кузанский сопоставлял измерение и познание. Поиски точности художники Возрождения справедливо называли наукой. «Благодаря живописи, — писал Альбрехт Дюрер, — стало понятным измерение Земли, вод и звезд, и еще много раскроется через живопись». Он писал о теории пропорций человеческого тела. Рисунок был для него не только средством выразить некую идею, но и способом познания окружающего мира. Только будем помнить: остро ощущая перспективу, четко передавая ее на своих рисунках, создавая превосходные реалистические пейзажи, Дюрер оставался мистиком — верил в чудеса, предполагал наступление конца света (изобразив это в гениальных гравюрах), имел видения (одно из них — всемирный потоп — запечатлел в акварели).