|
- Он же своих в обход послал! Ну, сейчас будет дело! И действительно, всадники стали перестраиваться, явно готовясь к прорыву. Джор оглянулся, крикнул - и отряд стрелой понесся по ущелью. Где-то наверху по-прежнему гремела стрельба, но пули неслись в другую сторону - тот, кто был в засаде, отбивался от бойцов, подобравшихся к его убежищу в скалах. Через несколько минут. Четверо всадников, держа оседланных коней на поводу, отстали, очевидно, чтобы дождаться своих. Остальные, во главе с Джором, поехали дальше, вновь перейдя на спокойную рысь. Вскоре вновь остановились, правда чаю не варили и держались настороже. Похоже, остановка нужна была лишь для того, чтобы подождать остальных и дать отдых коням. Косухин страдал - табак, включая последние крошки из карманов, кончился. Косухин огляделся, с изрядным пессимизмом отметив, что никто из бойцов Джора не курит. Поразмышляв минуту, Степа направился к одиноко сидевшему в стороне чеху. - Слышь, товарищ, - нерешительно начал он, - у тебя тово... ну, табачку... Чех улыбнулся, пошарил в кармане зеленой шинели и достал нераспечатанную пачку папирос "Атаман" с портретом врага трудового народа Семенова, выполненным в три краски. При виде знакомых папирос Степа оттаял. - Спасибо, браток! Я это... две штуки возьму. Для капитана... - Бери все, брат-вояк! - вновь улыбнулся чех. - У меня еще есть, кури... Обрадованный Косухин еще раз поблагодарил и не мог удержаться от следующего вопроса, на этот раз куда более серьезного: - Ты, товарищ, видать, из чехвойска? - Был, - на этот раз на лице подпоручика не было улыбки. - До... как это про-русски... апреля прошлого года. Можно сказать отвоевался, брат-вояк. - Так чего ты здесь? Ехал бы домой, отдыхал, чердынь-калуга! - Отдохну, - так же серьезно кивнул чех, - но сначала нужно помочь другу. Ведь мы должны помогать друзьям, правда? - Правда, - кивнул Степа. Чех ему явно понравился. - А кем ты до войны был? - Никем, - подпоручик улыбнулся, но как-то грустно. - Гимназистом. Из старшего класса призвали. В пятнадцатом... Их глаза случайно встретились, и вдруг Степе стало страшно. Нет, он не ошибся - такой взгляд он уже видел. Видел - и не забудет до конца дней... Чех, казалось, понял: - Ничего, брат-вояк! Всяко в жизни бывает... Косухин кивнул и быстро отошел в сторону. Арцеулов, все еще переживавший последний бой - и тот, который видел Степа, и тот, что видел только он, закурил почти без всякого удовольствия, и лишь потом догадался поблагодарить Степу за папиросы. |
