И тут Арцеулов вспомнил: он уже видел такое. Всадник, застывший в
седле, с поднятой к небу рукой. Чьи-то руки пытались уничтожить барельеф
над входом в храм, но не узнать было трудно.
В руках Джора появилось ружье, до этого лежавшее поперек холки коня.
Нет, не ружье - гибкий белый лук, на тетиве уже была наготове стрела,
левая рука застыла в воздухе, а правая начала не спеша оттягиваться к
уху...
...Чудовище ускорило свой полет, крылья забились, словно змей почуял
опасность. Вновь дохнула черная пасть, и мертвый холод стал невыносим. Но
Джор по-прежнему не двигался, стрела замерла, готовясь к полету...
У Ростислава перехватило дыхание. Казалось, он уже видел и это -
всадник на белом коне, в остроконечной монгольской шапке с натянутым тугим
луком на фоне уходящего за горы солнца. И смерть, несущаяся навстречу...
Змей вновь раскрыл пасть, глаза полыхнули белым пламенем, и в тот же
миг стрела сорвалась с тетивы. Дохнул холод, и Арцеулов невольно закрыл
глаза...
- Ну, парень! - ахнул Степа, от возбуждения дергая капитана за плечо.
- Попал! Попал! Из винтаря срезал! Ну, чердынь-калуга, дает!
Арцеулов открыл глаза. Командир Джор ленивым движением закидывал
винтовку за спину, а аэроплан, неуверенно дергаясь и пуская тонкую струйку
черного дыма, уходил куда-то за скалы.
- В мотор попал, точно! - продолжал комментировать пораженный
Косухин. - Ну, глаз-алмаз!
- Да, - капитан кивнул. В горле пересохло, хотелось пить, и он вдруг
впервые подумал, что с его психикой не все в порядке. Господи, да какой
тут змей?! Просто Джор-баши попал как раз в моторную часть машины - дело
редкое, но, в общем-то, вполне реальное. Правда, аэропланы в здешних
местах - вещь, пожалуй, еще более редкая, чем чудища с кожистыми
крыльями...
На этот раз в путь тронулись не сразу. Несколько конников съездили
вперед, вероятно, на разведку, и лишь затем отряд поскакал дальше. Степа,
пораженный лихим выстрелом Джора, не мог прийти в себя, еще и еще раз
переживая увиденное. Арцеулов молчал - то, что довелось увидеть ему,
обсуждать было невозможно. Во всяком случае не с краснопузым Косухиным,
которому вполне хватило и зрелища подбитого аэроплана.
А затем, когда от солнца, исчезающего за горизонтом, остался лишь
тонкий красный серп, на долину упал туман. Он появился как-то сразу, почти
мгновенно. Тут же все исчезло, и можно было разглядеть лишь спину едущего
впереди.
Настроение сразу упало, в особенности у Степы, чья шинель одинаково
плохо предохраняла как от холода, так и от сырости. Косухин вначале
терпел, а затем принялся негромко чертыхаться и даже намекать на привал с
обязательным костром. Арцеулов надвинул шапку на лоб, запахнул полушубок и
старался ни о чем не думать. Чувство было странным - вокруг все словно
исчезло, он оказался один на один с почти сплошной серой пеленой, в
которой сгинул мир - и выдуманный, и реальный. |