Зопирион нахмурился.

– Я слышал, что Дионисий переносит свою ставку на остров Ортигия. Оттуда он управляет Сиракузами, расположенными на крупном острове – Сицилии, и не только ими.

Кельт с пониманием кивнул.

– Я как раз думал о нем. Когда‑то я служил у тирана – его предшественника. Его звали Гермократ, и это был великий человек. А что тебе рассказала великая жрица?

– Она сказала, что когда‑нибудь я разобью мир вдребезги.

Голубые глаза Сеговака широко раскрылись от удивления.

– Что ты говоришь? Надеюсь, когда это произойдет, я буду далеко от того места. На мой взгляд, ты симпатичный парень и совершенно не похож на человека, который только и думает о том, как бы разрушить мир, такой гармоничный и целостный.

– А кроме того, она посоветовала нам опасаться Волка с Севера, кем бы он ни был, – добавил Архит, сидящий по другую руку Сеговака.

– Попридержи язык, пьяная трещотка! – оборвал его сидящий неподалеку архонт Бризон. – Не нужно, чтобы об этом стали везде говорить, начиная от Карфагена и кончая Карией. [26]

– Ну, бывает, – вступился кельт. – От вина язык начинает вихлять, как колесо колесницы после смазки. Но не думаю, что в данный момент нужно обсуждать пророчества Сивиллы.

Гул разговоров затих, как только на свободное пространство между столами выскочила танцовщица. В легкой тунике из пурпурного коанского шелка она извивалась под напевы контр‑флейты – на ней играла девушка, сидящая в углу зала. Девушка завершила свой танец под аплодисменты и одобрительные возгласы собравшихся и, поклонившись, выбежала из зала. Спустя некоторое время она вернулась, жонглируя ножами и мечами. Аплодисменты становились все громче.

В третий раз она поставила на пол несколько подсвечников с горящими этрусскими свечами. Сбросив тунику, девушка обнаженной прошлась колесом и сделала стойку на руках среди свечей, отсветы которых играли золотом на ее тщательно натертой маслом коже.

– Не он ли сидит там с кислым видом? – громким шепотом произнес кельт.

– Кто? – переспросил Зопирион.

– Тот римлянин, Корнелий Арвинна? – И Сеговак кивнул в сторону лож, расположенных на возвышении на дальнем конце зала. Римский всадник с выражением холодного неодобрения на лице сидел на своем ложе, болтая ногой и пытаясь поправить тогу, чтобы была видна полоска на тунике.

– Похоже, девушка завивает волосы на промежности, – продолжал кельт. – У вас в городе тоже так принято?

– Так принято у италийцев, – ответил Зопирион, – но изначально это был этрусский обычай. Некоторые тарентийцы из богатых семей переняли его: золотая молодежь, проводящая время за ваянием собственных тел, упражнениями мускулов в гимнастических залах. Но к тем, кто зарабатывает на хлеб собственным трудом, это не относится. Прежде чем я позволю появиться около своей семьи такому украшателю с бритвой…

– А у нас в Неаполе волосы выщипывают, – перебил его Ингомедон.

– Ого! Скоро простонародные обычаи войдут в моду! – отозвался Сеговак.

– Зевс, Аполлон и Деметра! – вскричал Ингомедон. – Вы только посмотрите! – И неаполитанец разразился грубым хохотом, к которому присоединилась вся компания. А затем и весь зал, в котором происходило пиршество, содрогнулся от раскатов неистового веселья.

Танцовщица сделала финальное сальто, прошлась колесом и опустилась на колени римского всадника, обхватив руками его шею и спрятав лицо на широкой груди. Выражения неподдельного ужаса, смятения и ярости волной пробежали по суровому лицу римлянина.