|
Прикинь сам — сначала ограбление банка на миллион баксов, возмущение вкладчиков, потом загадочное исчезновение меня самого… Тебе устроят такую проверку, что ты будешь молить Бога, чтобы выйти из нее! А ума у тебя не хватит свести концы с концами в своих аферах, которые ты делал за моей спиной. Ты попадешься, как последний идиот! Только я знаю все наши дела, только я смогу отмазаться от любой комиссии. А ты — ноль. Ты можешь размахивать пистолетом сколько угодно, но твоя голова — она у тебя для того, чтобы носить шляпу и молоть всякий вздор. И больше ни на что путное она не способна. Убей меня — и посмотрим, сколько ты продержишься на свободе!
— Ты, наверное, д-долго тренировался? — спросил Тарасов, внешне оставшись равнодушным к этой пламенной речи Резниченко в свою защиту. — Долго учил т-текст, да? Однако на самом деле Тарасов понимал, что во многом Резниченко действительно прав. И главное, ему не давала покоя эта милицейская слежка, пущенная по хвосту Резниченко. Что, если они действительно чуют неладное и готовят основательную проверку всему их бизнесу? И после гибели Резниченко такая проверка начнется немедленно, а результаты ее будут именно такими как предрекает Резниченко. Тарасов знал, что один он не сумеет прикрыться в случае атаки государства. А значит, трогать сейчас Резниченко было нельзя. Нужно было хотя бы подготовить новых людей, знающих все, что знает Резниченко. Но сейчас… Сейчас Тарасов понял, что Григорий Александрович его переиграл. — Ладно, — скрепя сердце сказал Тарасов. — П-пока я оставлю тебя на этом свете… Но знаешь что, д-друг Гриша? Т-тебе все равно придется подписать все бумаги. — Почему это? — Потому что у тебя есть жена и д-дочь. И ты же не хочешь, чтобы им свернули шеи. Они-то ведь совсем ничего не знают о банковской отчетности… — Но они не у тебя, — возразил Резниченко. — По этому поводу у меня есть деловое предложение, — начал было Шульц, но Тарасов подмигнул Казакову, и тот огрел Шульца прикладом помпового ружья по спине. Шульц упал на колени, и тогда Казаков ударил его ботинком в лицо. На ближайшие несколько минут молчание Шульца было обеспечено, поскольку он был занят выплевыванием выбитых зубов на пол. — Д-да, они не у меня, — согласился Тарасов. — Но они б-будут у меня. И тогда сделаешь все, что я скажу. — Привези их мне, и тогда мы поговорим с тобой, — предложил Резниченко. — Возможно, я и действительно соглашусь на твои условия. — Это уже д-другой разговор, — обрадовался Тарасов. — Поднимите этого болтливого н-недомерка… — Сам недомерок, — прошамкал окровавленным ртом Шульц, бросив на Тарасова полный ненависти взгляд. — Скотина с дефектами речи… За этот нетактичный выпад Шульц получил еще один удар прикладом, а потом его подхватили под руки двое тара-совских охранников, причем подняли так резко, что ноги Шульца повисли в воздухе, и он мелко засучил ими, пытаясь лягнуть, кого можно. — Разносторонняя личность, — усмехнулся Тарасов, глядя на страдания Шульца. — Сначала детей п-похищает, теперь вот — балет… И все-таки кого-то он мне напоминает… — Твою смерть, — рявкнул как смог Шульц. — Не п-преувеличивай, — отмахнулся Тарасов. — Нам нужно знать место, где ты держишь жену и дочь моего друга Григория. Расскажи, п-пожалуйста… — Половину, — сказал Шульц. — Чего? — Половину этого мешка, и я все расскажу. — Отпустите его. |
