— Так у него же не десять рук, — ответил Владимир, глядя, как из дома по ступеням на лужайку спускаются Светлана и ее дочь.
Двоюродной сестре Владимира и Дмитрия было уже чуть за сорок, но выглядела она значительно моложе, так что голубые джинсы и светло-синяя рубашка навыпуск были вполне уместны. Двигалась она быстро, энергично размахивая руками и что-то рассказывая дочери.
Алиса для своих десяти лет была довольно рослой девочкой и, как мать, — худощавой. На этом сходство Светланы с дочерью заканчивалось — во всем остальном верх взяли гены отца, офицера из Саудовской Аравии, обучавшегося в начале восьмидесятых в Академии Генерального штаба. От него Алиса и унаследовала смуглую кожу, курчавые волосы и какой-то странный разрез глаз, не европейский и не азиатский.
— И они здесь? — поднял брови Дмитрий.
— А как же. Вся семья в сборе…
— Ничего себе, — тут Дмитрий еще больше утвердился во мнении, что с отцом творится что-то неладное. Светлана Чернова находилась в более продолжительной и суровой опале, нежели он сам, и ее появление здесь, да еще с дочерью, походило на мираж. Или на полный переворот в мыслях старика, что было совершенно невероятным.
В Дмитрии отец всегда подозревал скрытого нигилиста и циника, для которого святые понятия «дом» и «семья» — просто пустой звук, поэтому их разрыв был только делом времени, а когда он все-таки произошел, то никто особо не удивлялся.
Светлана была другой. Или казалась другой, сейчас в этом разобраться вряд ли бы кто сумел. Ее отец, старший брат Леонида Владимировича Чернова, тоже офицер КГБ, погиб во время венгерских событий 1956 года, оставив после себя годовалую дочь. Мать Светланы вскоре покончила с собой при невыясненных обстоятельствах, так что девочка воспитывалась в семье Леонида Владимировича и росла вместе с Владимиром и Ангелиной. И если Дмитрий или Лина еще могли позволить себе изредка вступить в перебранку с отцом, то для Светланы не было, пожалуй, более авторитетного и уважаемого человека, чем Леонид Владимирович.
Она закончила ГИТИС и затем несколько лет играла вторые роли в одном московском театре, вышла замуж за актера из того же театра, но через два года развелась. Все то время Светлана была гораздо близкой Леониду Владимировичу, нежели кто-то из его родных детей.
Когда Светлане исполнилось тридцать лет, ее жизнь изменилась так круто, что она сама не могла бы и представить раньше подобный поворот событий.
Невероятно стремительный и страстный роман с офице-ром-арабом, обучавшимся в Москве, увлек ее. Она не подозревала, что окажется способной на столь искреннее и всепоглощающее чувство. В то же время обнаружилось, что и Леонид Владимирович не подозревал, что его приемная дочь и племянница способна пасть так низко. Но он недооценил решительность Светланы, а она — степень гнева генерала.
Чернов не считал себя расистом и даже как-то написал статью о дружбе народов и ленинской национальной политике, но он терпеть не мог евреев, и арабы казались ему не многим лучше. Азербайджанцы, правда, были еще хуже.
Пока Светлана ограничивалась обычной любовной связью, генерал скрипел зубами, но терпел. Однако стоило завести разговор о браке и последующем отъезде за границу с мужем, Чернов вышел из себя, наорав на Светлану так, как орал только на допросах.
— Это только бляди с чернокожими путаются! — кричал он. — Ты что, блядь?! Или ты советская актриса? Где твоя совесть?! За сколько ты ему Родину продала, дура?!
За все двадцать пять минут яростных криков и оскорблений Светлана не произнесла ни слова, и Чернов ошибочно подумал, что она все поняла и признала свою неправоту. Но генерал поторопился. Реакция Светланы на его крик оказалась прямо противоположной: через два месяца после той памятной беседы она оформила свой брак с арабом и даже прислала Леониду Владимировичу приглашение на свадьбу, что было воспринято генералом как смертельное оскорбление. |