Изменить размер шрифта - +
Медленно, осторожно, но все же открывался.

На свет Божий выплыли старый рыбак с племянником, две его соседки. Пришлось назвать имена боевиков – Зуба и Хитрого. Конечно, без упоминания их провала. Сквозь зубы упомянута кликуха самого перспективного николаевкого агента – Меченный. Пришлось признаться в связях с местной милицией, где уже давно действует купленный человек.

Не открыл Сергей Степанович только одно – имя нанятого частного сыщика. Не потому, что Чегодин Бог весть какая величина, просто он – единственный, оставшийся в колоде козырь, остальные карты либо сброшены за ненадобностью, либо биты сыскарями. Естественно, не купленными.

Расстались резидент и его подручный довольно приветливо, Щютцер снова развел руки палки, будто намереваясь обнять старого «приятеля», но не обнял – ограничился «подготовительным» жестом.

После того, как Николаев в сопровождении молчаливого амбала покинул конспиративную квартиру, из соседней комнаты вышел полный господин при полном параде – светлосером костюме, ярком галстуке, с золотой печаткой на пальце.

– Зачем тебе, Ганс, понадобился этот зачуханный гангстер? С первого взгляда видно – единственное его желание выдоить нас, как нажравшихся жирной травы коров.

– Для страховки, Джон, только для страховки. Если у нашего агента ничего не получится, возможно, понадобится грубая сила уголовников.

– Какого агента ты имеешь в виду?

Шютцер многозначительно промолчал.

Соперничающие разведки неожиданно сблизились, их об"единила угроза, нависшая над властными структурами России. Если, не дай Бог, их руководителей сбросят с занимаемых постов, политики никогда не простят этого провала своим спецслужбам. Это в России проштрафившимся генералам и политикам разрешено писать мемуары, поливая грязью и бывших коллег и бывших начальников, открывая самые потаенные сведения из жизни и служебной деятельности высокопоставленных особ. Что поделаешь – азиатчина, дикари с парой замусоренных извилин в головах!

И все же, несмотря на сближение, каждая сторона старалась полностью не открываться, сохранить свою независимость и свои кадры. Ибо конкуренция превыше всего.

Джон понял – совершил бестактность. Об"единение усилий для выполнения общей задачи не дает права расшифровывать своих агентов.

– Ладно, не обижайся, Ганс, – миролюбиво потрепал он немца по костлявому плечу. – К слову пришлось. Хотелось бы только знать – насколько можно рассчитывать на твоего человека… В каком он обличье, что имеет за душой? Если надежды на успех мизерные, могу подставить свою… как это по русски?… шестерку.

– Пока обойдусь. Возникнут трудности, тогда… Что же касается моей «шестерки», – употребив жаргонное словечко российских преступников, Шютцер едва заметно раздвинул сухие губы в ядовитой усмешке, – он – русский, служит… впрочем, где именно – не имеет значения, достаточно сказать: влиятельная персона.

– Давно на связи?

Очередное молчание, все та же ехидная улыбочка. Разве приличествует настоящему разведчику задавать подобные глупейшие вопросы?.

– Еще одного никак не могу понять. Спасать здешних руководителей – благое дело и для твоей и для моей страны. Но зачем тебе понадобился компромат? Сжечь его, пустить под пресс – никаких забот…

– Не можешь понять потому что не разведчик, а бизнесмен от разведки. Прости, Джон, но как выражаются русские: из песни слова не выбросишь. Вот ты спрашиваешь: зачем? Отвечу откровенно – не только спасти имидж наших… друзей, но и впредь держать их в руках. Русские непредсказуемы, сам знаешь. Сегодня обнимаются с вашим президентом, завтра укусит его в задницу блоха или дернет за ниточку какой нибудь советник – вз"ерепенится.

Быстрый переход