Страшно-с.
Беневольский. Ты понял что-нибудь?
Федька. Ничего не понял-с.
Беневольский (с радостью). И этот дар возбуждать ужас самой незначущей,
часто непонятной мыслию, - он неизвестен был доныне: это свежий листок,
вплетенный в венец поэзии. (Продолжает)
Ах! скоро ли приспеют
Те дня, златой тот час,
Когда любовь отрадой
Появится для нас
С надеждою-усладой!
Надежда! ты осталась со мною, прелестная!
Федька. Нет, барин, надежда плоха. Дайте рассказать, что здесь без вас
приключилось.
Беневольский. Молчанье, повторяю я, не раскрывай рта, пока тебя не
спросят. (Продолжает)
Как обновленный свет
Собой украсит роза?
Гвоздика, милый цвет,
Тюльпан и тубероза
Узорчатым ковром
Блеснут пред томным взором?
(Федьке) Сколько цветов поэзии! А?
Федька. Нечего сказать, что много цветов-с.
Беневольский. Цветы поэзии! Кто вас не чувствует? (Федьке) Не прерывай
же меня. Где бишь я остановился? да... "пред томным взором..."
Как чистых муз собором
Восторженный в эфир,
Я беспредельный мир
Слито с непостижимым?
(Федьке) Ты зеваешь, бесчувственный?
Федька. Виноват, сударь, у меня обычай такой: как мне зачнут сказки
читать, так и задремлется, - еще бывало смолода, как наш дьячок, слово в
слово такой же мастер, как и ваша милость. |