— Поживем — увидим.
Лицо Кати при таком ответе чуть омрачилось, хотя она постаралась не подать вида.
— Ладно, — сказала она. — Приятно было познакомиться. Если что, заходите…
На обратном пути Витек был заметно оживлен, рассуждая о том, что автомодели могут внезапно оказаться плодородным бизнес-полем.
— … мне это как-то раньше в голову не приходило! Никогда не думал. А тема-то интересная конкретно! Надо будет Кайзеру сказать…
— Кому⁈
— А! — засмеялся Витек. — Кайзер — это мой оптовик. Кликуха такая. Ну, тот самый, помнишь, мы еще за твоим «Ливайсом» к нему ходили…
— Помню, — сказал я.
И вспомнил, как наблюдал за этим самодовольным типом. Ишь же, погоняло-то себе какое сочинил! Царь горы. Повелитель мух!
— А откуда у него такой псевдоним?
— Не знаю. Но котелок варит — ого-го! Что твой ядерный реактор.
В голосе промелькнуло невольное уважение. Он пустился в панегирик о том, каков данный персонаж умный да разумный, причем интеллект, по Витькиным представлениям, мощнее всего проявлялся в наличии всякого импортного барахла. Во-первых, моднейшего прикида, в котором щеголял этот самый властитель жизни, а во-вторых, всякой проигрывающей и звукозаписывающей аппаратуры, которой была нашпигована его квартира.
При этом воспоминании Витек аж в лице изменился, завистливо и восхищенно:
— Ты представляешь? Музыкальный центр! Филипс!..
По его пересказу, музыкальный центр являл собой так называемый «комбайн»: проигрыватель для пластинок плюс кассетный магнитофон в одном корпусе, плюс усилители звука… И было это оснащено какими-то индикаторами, приборами со стрелками… А цветомузыка! От упоминания о ней Витек едва не начинал полыхать огнем восторга.
Цветомузыка той эпохи! — объект вожделения юных меломанов, на лестнице приоритетов стоящий разве что на ступеньку-две пониже девичьих писек и сисек. А у особо ошалелых технократов, возможно, и повыше… Но такие все же встречались нечасто, а у большинства эти ценности были увязаны в системную цепочку. Разноцветные мигалки предназначались именно для того, чтобы поразить непрочный разум девушки и повернуть его на дорогу объятий и щупаний с последующим продвижением понятно куда. При условии, конечно, что объект удастся завлечь домой в отсутствие родителей.
Но что правда, то правда: были и бескорыстно-пламенные конструкторы, жаждавшие создания некоего чуда техники. Русская и советская смекалка границ не знала и не знает, поэтому находились мудрецы, которые ради создания цветомузыкальных эффектов ухитрялись по ночам вытаскивать стекла уличных светофоров и железнодорожных семафоров… Ну ничем не лучше героя Чехова, который от рельсов откручивал гайки, чтобы делать грузила для удочек! Иногда таких энтузиастов отлавливали, доходило и до уголовных дел. Ну, а стоп-сигналы и поворотники автомобилей, используемые как светофильтры — это уж дело совсем обыденное.
Назад поехали по настоянию Витьки тоже на трамвае, сэкономив в сумме по четыре копейки. Тут я решил поддеть скаредность приятеля и с невинным видом сказал:
— Кстати! Между прочим, я сегодня твой товар спас, согласен?
— Ну… да, — Витек слегка напрягся. — И что?
— И все. Думаю, процента два от общей стоимости я заработал. Примерно пятерку. Поэтому будем считать, что должен я тебе пятнашку. Согласен?
Витька помолчал, свыкаясь с грустной мыслью.
— Ну… не знаю, — промямлил он наконец.
— Так чего тут знать-не знать? — я ощутил залихватский азарт. — Не будь меня, представь — приняли бы тебя. Тогда что? Товара бы лишился, и это в лучшем случае. А в институт бумага бы пришла? Прощай учеба, не начавшись!
На Витькином лице заметно отражались все эти ужасы, которые он, видимо, мысленно представлял. |