|
И оказалось, что она вовсе не цыганка. Мать ее, известная актриса, жила теперь в Америке, отец, кажется, был русским. Нюте шел только семнадцатый год, и, чтобы отделаться от девчонки, ее отправили в Ниццу, где каждый месяц она получала в банке положенную ей на содержание сумму. Малыш Луи был твердо уверен, что Нюта влюбилась в него по уши. Девушка, должно быть, часами поджидала его, потому что всегда открывала дверь как раз в ту минуту, когда он проходил. И все же, когда Малыш Луи с уверенным видом, сдвинув набок кепку, попытался однажды к ней войти, она убежала к себе и заперлась на ключ. С тех пор он все чаще думал о ней и по утрам, лежа в постели, слушал ее пение, забывая читать газету, Он был счастлив! Этого нельзя отрицать. И был бы счастлив вдвойне, если бы мог лежать рядом с Нютой, чувствовать, как она пугливо прижимается к нему, прильнуть губами к ее губам так, чтобы дух захватило. Он даже не сомневался, что рано или поздно это случится. Только не следовало сразу лезть напролом - нельзя же забывать, что она еще совсем девчонка. И теперь он только улыбался ей, как умел это делать, игривой, ребячливой, обескураживающей улыбкой. Да, он был счастлив. И при этом - неясное, но почти физическое ощущение страха. Это логично и неизбежно: когда человек счастлив, он всегда боится, что может все потерять... Он не видел с тех пор ни Жэна, ни его дружков. Не получал от них никаких вестей. Но Луизе пришло из Йера письмо, где говорилось, что хозяйка вынуждена была из-за нее съездить в Марсель, а это наводило на размышления. Наверху стучала пишущая машинка. Так было ежедневно с девяти утра. Пожилая дама, вдова чиновника, брала работу на дом. Малыш Луи уже успел навести справки обо всех жильцах. Прежде всего из любопытства. А еще - на всякий случай: мало ли для чего может понадобиться. Было около одиннадцати, когда раздался звонок в дверь. Не иначе как посторонний! Ведь люди, заходившие к ним постоянно, например сборщик денег за газ или поставщики, знали, что дверь не заперта, и, войдя, окликали с порога: - Мадам Констанс! Не шевелясь, с сигаретой во рту, Малыш Луи навострил уши. Послышался мужской голос, но он не мог понять, что происходит, пока в его комнату с испуганным лицом не влетела Луиза. Она была чем-то расстроена и, приложив палец к губам, шепнула: - Инспектор полиции. - Какой? - Я его не знаю. Он попросил меня выйти. Тогда Луи встал и босиком, в своей удобной полосатой шелковой пижаме, подошел к двери и прильнул к ней ухом. Луиза тоже стала прислушиваться. - Садитесь! - услышали они за стенкой голос Констанс. - Извините за беспорядок и мой туалет: по утрам я всегда занимаюсь уборкой... По утрам у нее всегда были мешки под глазами, а щеки бледные, как луна. - Мне хотелось бы выяснить - не ваша ли это вещица? - спросил полицейский, протягивая что-то Констанс, но что именно, Малыш Луи разглядеть никак не мог. - Да, моя. Это еще от моей покойной матери... Но как она у вас очутилась? Кто-нибудь нашел на улице? - К сожалению, нет. Этот золотой крестик был продан позавчера ювелиру на проспекте Победы. Вор... Констанс тихо вскрикнула, а Малыш Луи увидел совсем близко от себя нахмуренные брови Луизы. - Почему вы говорите - вор? - упавшим голосом произнесла Констанс. |
