Изменить размер шрифта - +

     - Прошу вас собраться с силами и сообщить господам присяжным - повернитесь, пожалуйста, направо, - что вам известно по этому прискорбному делу.
     - Господин судья!
     - Обращайтесь к господам присяжным.
     - А что я могу сказать? Я несчастная женщина и не знаю, что я сделала Господу Богу, что он так карает меня.
     Кабы господин журналист не взял меня к себе в прислуги, хотя меня еле ноги носят... И что теперь сделают с моим сыном?
     - Господам присяжным угодно знать, не произвел ли сын на вас плохое впечатление, когда был у вас в субботу, девятнадцатого августа.
     - А я почем знаю! Тут как раз Дютто, сволочь такая, отдавал богу душу. Может, тогда мы и поругались. - Она говорила тонким, жалобным, старческим голосом. - А где он? И думать не хочу, чтобы он натворил такое. Ни отец, ни мать дурному его не учили. - Она всхлипнула и расплакалась, не осмеливаясь вынуть из сумочки платок. - Нет, не верю! Не мог он пойти на такое...
     Вся ее фигура походила на большой узел черных юбок, от которых пахло затхлостью и нафталином. Из-под шали высовывалось сморщенное лицо.
     Судья вопросительно посмотрел на прокурора:
     - Думается, бесполезно продолжать эту мучительную сцену. Вы свободны, госпожа Берт. Конвойный, помогите свидетельнице выйти.
     Пока она не очутилась на расстоянии метра от выхода, Луи не пошевелился. Но тут он поднялся, вызывающе смерил взглядом весь зал и ясным голосом отчеканил:
     - Ма, клянусь тебе, не убивал я ее.
     Она обернулась, хотела подойти к нему, но проход был забит людьми. Ей пришлось выйти в коридор. Судья разъяснил:
     - Во время перерыва ей будет предоставлено свидание с сыном.
     Ну а дальше!.. Один из адвокатов принес леденцы и время от времени угощал Луи. После перерыва на папке у судьи лежало два таких же леденца в розовой обертке.
     - Двадцать лет,. - повторил парижский хроникер. - Вот увидите!
     Заключились даже пари.
     Но еще предстояло выслушать показания нотариуса из Орлеана, девицы из Ментоны, почтовой служащей, а потом консьержки с виллы Карно.
     Нюта на суд не явилась. Была оглашена ее телеграмма из Зальцбурга, где она находилась с матерью.
     Несколько раз из омерзения ко всему здесь происходящему Малыш Луи чуть было не сказал правду. Он собирался указать место в бухте, где... Что будет потом?
     Ну, отложат суд и передадут дело на дополнительное расследование. Это расследование ни к чему не приведет, разве что сделает картину убийства еще ужаснее, изобразит Луи чудовищем, расчленяющим труп.
     Адвокат уверял его:
     - Возможно, мы добьемся отрицательного ответа на вопрос об убийстве за отсутствием каких-либо доказательств. Но они отыграются на краже, злоупотреблении доверием, подлоге и использовании фальшивых документов. От пяти до десяти лет.
     Как же случилось, что под конец Луи присутствовал на этой комедии как бы в роли зрителя? Он с трудом мог поверить, что все это было пережито им самим. Особенно когда упоминали о событиях минувшего года, о Конетанс, Луизе, вилле Карно.
     И теперь он никак не мот понять, - как и почему все это совершилось.
     Однажды, жалуясь на следователя, он заметил одному из своих адвокатов:
     - Мне от него худо.
     В устах дожаяина это означало; "Меня от него тошнит".
Быстрый переход