— Но по субботам свалка ведь не закрыта, — сказал Фрэнклин. Вместо одной таблички он видел три. Он прочитал еще раз. На всех трех одно и то же: «Закрыто». Ярко-красной краской, без сомнения, той самой, что стояла в банке за дверью у Дада Роджерса.

— Никогда ее по субботам не закрывали, — сказал Вирджил. Он попытался отхлебнуть из своей бутылки, но промахнулся и залил пивом левое плечо. — А черт, опять пятно будет.

— Закрыто, — повторил Фрэнклин с растущим раздражением. — Этот сукин сын слишком много о себе воображает. Я ему покажу «закрыто», — и он нажал на газ. Пиво вылилось из бутылки, которую он зажал между ног, и залило ему штаны.

— Давай, Фрэнклин! — завопил Вирджил, смачно рыгнув. Пикап боднул ворота, отбросив одну их створку на обочину, и устремился дальше, виляя из стороны в сторону. Чайки взмыли в воздух кричащей тучей.

В четверти мили за воротами Бернс-роуд (здесь называемая уже Дамп-роуд) выходила на обширную пустошь, где и располагалась свалка. Заросли ольхи и кленов расступались, открывая голую землю, которую периодически запахивали бульдозером, стоящим в сарае у Дада. За этой пустошью находился карьер, куда в будущем должна была переместиться свалка. Тряпки, железо битое стекло и алюминий образовывали гигантские дюны.

— Чертов горбун, он что, всю неделю тут ничего не жег? — проворчал Фрэнклин. Он обеими ногам надавил на тормоз, и машина, завизжав, остановилась. — Напился, что ли?

— Я никогда не думал, что Дад пьет, — сказал Вирджил, выкидывая в окно опустевшую бутылку. Другую он пинком вышвырнул в дверь, но остатки пива успели залит ему ногу.

— Все горбуны пьют, — уверенно заявил Фрэнклин. Он потер окошко рукавом. — Пошли посмотрим, где он там.

Когда машина умолкла, воцарилась тишина. Кроме неумолчных криков чаек, не было слышно ни звука.

— Как ту тихо, — прошептал Вирджил.

Они вылезли и направились к борту. Открыв замки, они принялись выкидывать из кузова Ерундовину. Они давно привыкли к этой работе. Фрэнклин с Вирджилом относились к той части города, которую не показывают туристам — и потому, что город не любил вспоминать об их существовании, и потому, что им самим не было до города никакого дела. Если вы увидите на дороге пикап Фрэнклина, вы забудете о нем, как только он скроется за поворотом. Если вы проедете мимо их лачуги с тянущимся из трубы дымком, вы ее просто не заметите. Если вы встретите Вирджила в Камберленде с бутылкой благотворительной водки в кармане, вы равнодушно скажете «привет» и потом даже не вспомните об этом. Дерек Боддин, отец Ричи (свернутого тирана начальной школы на Стэнли-стрит), был родным братом Фрэнклина, но он никогда не вспоминал об этом.

Когда кузов опустел, Фрэнклин выкинул из него последнюю банку — звяк! — и подтянул штаны.

— Пошли поищем Дада, — предложил он.

Они спрыгнули вниз и направились к лачуге Дада. Дверь была закрыта.

— Дад! — крикнул Фрэнклин. — Эй, Дад Роджерс! — он пнул дверь так, что задрожало все строение. Замок внутри слетел с легким треском, и дверь отворилась. Внутри было пусто, только пахло чем-то приторным, что вызвало у них гримасу отвращения — хотя они-то в жизни нанюхались всякого. Фрэнклину этот запах напомнил соленые огурцы, пролежавшие несколько лет, с побелевшим пузырящимся рассолом.

— Вот сукин сын, — сказал Вирджил. — Хуже гангрены.

Но в хижине присутствовали признаки жизни. На крюке над койкой висела рубашка Дада, погнутый стул был отодвинут от стола, постель застелена по-армейски. Возле двери стояла банка краски со свежими потеками.