|
- Я тоже. И Бург повторил за ним: - И я тоже. Они посмотрели друг на друга и сразу повеселели. - Прежде чем вернуться к Фукре, я должен еще сообщить тебе новость. Думаю, сейчас как раз подходящий момент, хотя твой отец не уточнял, при каких обстоятельствах я должен тебе рассказать... Это было проявлением доверия со стороны Бурга, как будто Ален успешно сдал свой последний экзамен. - Накануне того дня, когда должны были опечатать комнаты в доме, твой отец снял со стены три небольших полотна. Он, вероятно, не был знатоком живописи. Просто покупал, чтобы доставить удовольствие художникам и чтобы все стены в доме были украшены картинами. Для себя лично он, конечно, предпочитал бы олеографии. Однажды, когда он показал свои картины экспертам, потому что хотел одолжить под них денег, он узнал, что только три из его картин представляют реальную ценность. Он снял их на прошлой неделе, свернул и принес мне. Они лежат у меня под кроватью. "Никто не знает, что может случиться, - сказал он мне. - Остальные в семье всегда найдут выход. Некоторые даже уже приняли меры предосторожности". "Моя мать", - подумал Ален. "Ален еще очень молод, - продолжал он. - Я подозреваю, что у него в голове больше всяких идей, чем он это хочет показать. Может быть, определенная сумма поможет ему поставить ногу в стремя! Ты знаешь, что я имею в виду. Чтобы он не начинал с самого низа. Если он продаст эти полотна в Париже, то может получить за них несколько сотен тысяч франков..." Ален молчал, а Бург не стал уточнять. - Во всяком случае, они в твоем распоряжении, - заключил он. - А теперь нам надо подняться наверх, потому что, хотя тетушка Фукре и славная женщина, она не любит, чтобы за стол садились с опозданием. Ален начинал понимать очень многое, ему стало ясно, откуда появилось ощущение легкости, которое он почувствовал в прошлое воскресенье, во время прогулки с Бургом. Бывший каторжник говорил не только от своего имени. Он был посланником, которого отец постарался оставить возле сына, когда его самого уже не будет на свете. Разве Бург не сказал во время их разговора утром: "Он был чист, как ребенок..." И это он говорил об его отце, об Эжене Малу, которого Корина, как и многие другие, считали авантюристом и шантажистом. Разве не из робости, когда они бывали вдвоем, отец никогда не брал его за плечи, чтобы поговорить с ним откровенно? Он сотни раз подходил к сыну - Ален теперь отдавал себе в этом отчет - в надежде понять, что думает этот взрослый парень, о котором он не знал почти ничего. И он поручил другому после его смерти сблизиться с этим подрос! ком, и если будет нужно, помочь ему. Лохматый дедушка, который питался воронами и напоминал пещерного человека, жил на краю деревни в хижине, построенной около карьера. Эжен Малу, низкорослый и коренастый, с не правильными чертами лица, глазами навыкате, хриплым голосом, оставался существом непонятным; ему смотрели вслед даже тогда, когда он, одетый у лучших портных, выходил из своего лимузина. Ален, принадлежащий к третьему поколению этого рода, мог учиться в самом богатом коллеже, не привлекая ничьего внимания. И, например, рядом с сыном графа д'Эстье именно Ален со своим продолговатым лицом и спокойными глазами выглядел аристократом. |
