— Она из моего божественного Парижа. То есть не прямо оттуда, а из моих оранжерей, которые находятся в окрестностях. Как вам понравилась вчера примадонна?
— Я не была вчера в опере.
— Нет? Что с вами, мой дорогой друг, вы, кажется, чем-то опечалены. Доверьте мне ваше горе, я сделаю все, чтобы утешить вас…
— Все! — прервала насмешливо Сара. — Остановитесь, маркиз!
— Как, миледи? Неужели я дал вам повод сомневаться во мне? Вы не в духе? — продолжал маркиз. — Это делает вас еще прекраснее, так что я безропотно покоряюсь.
— Вы говорите «не в духе», маркиз! Я убедилась вчера, что у меня нет ни одного друга.
— А! Теперь я понимаю. Всему виной та бумага, которую вы просили вчера. Но скажите мне, пожалуйста, зачем она вам?
— Я держала пари.
— Пари?
— Ну, да!
— С кем?
— С одной дамой.
— Но что это может значить — пари о дипломатическом документе, да еще с определенным номером? Кстати, какой это номер?
— Семьсот тринадцать.
— Право, не часто встречаются пари о номере!
— Номер здесь назначен совершенно случайно.
— А! — заметил, смеясь, маркиз. — В таком случае мы можем смастерить этот номер семьсот тринадцать.
— О, нет! Этого нельзя! Мне нечего и говорить после того, как вы вчера объявили мне, что я могу требовать ваше сердце, ваше состояние — все, кроме этой бумаги. Она же нужна мне как доказательство.
— Не будьте несправедливы, Сара! Не ворчите на меня. Что вы хотите сказать? Дело идет о пари, о доказательстве. Доказательстве чего?
— На прошлой неделе у меня был разговор с одной дамой относительно вас.
— Меня?
— Да, вас! Эта дама оспаривала у меня ваше внимание. Дело дошло до пари, и я обещала доставить доказательство вашего ко мне внимания. Я должна была попросить у вас какую-нибудь бумагу из вашего архива или копию с нее. Назначен был номер семьсот тринадцать. И теперь результат этого таков, что я вижу, что ошиблась в вас, и, значит, проиграла пари.
— Но что за странная идея пришла вам держать пари о бумаге. Отчего вы не назначили вместо этого какой-нибудь убор, экипаж лошадей?
— О лошадях и уборах держат пари разбогатевшие лавочницы, маркиз, — возразила оскорбленным тоном Сара. — Для нас нужно что-нибудь не совсем обыкновенное. Теперь я знаю, что я ошиблась в вас.
— Но, друг мой, обдумайте хорошенько…
— К чему? — прервала Сара. — Разве теперь уже не все ясно?
— Ищите какое-нибудь другое доказательство. Вы знаете, что я готов положить к вашим ногам все.
— Все! Опять все! — сказала с насмешливой улыбкой Сара. — Это все, все равно что ничего. Поэтому-то я и требую от вас эту ничтожную бумагу, не имеющую никакого значения!
— Вы называете ничтожными государственные бумаги!
— Но ведь нужна только копия.
— Нет! Это невозможно!..
— Довольно, маркиз, перестаньте говорить об этом, — прервала поспешно Сара.
— Вы сердитесь на меня, мой друг?
— Нет, — сухо ответила Сара.
Маркиз пытался было продолжать разговор, но Сара ясно дала понять ему, что его присутствие для нее нисколько не приятно.
— Я оставляю вас, миледи, надеюсь, что ваша немилость будет непродолжительна.
— Она продолжится до тех пор, пока я буду чувствовать, что ошиблась в вас. |