Оно было где-то в темноте, перед ним, но найти его он не мог. И он так мучился во сне, что проснулся.
Слава Богу, это был только сон! Он посмотрел на часы. Было не больше пяти утра. Тогда лучше заснуть снова. Зарывшись головой в подушку, он попытался это сделать. Но странно, увиденный сон не желал покидать его. Даже бодрствуя, он чувствовал необходимость что-то вспомнить. Где-то в глубине его мозга притаилось нечто, ждавшее своего часа, чтобы выйти наружу. В каком-то маленьком-премаленьком уголке, в самой глубине его мозга было известно то, что ему необходимо вспомнить. Задумчиво шлепнув себя по лбу, он гневно пробормотал:
– Ну, давай выкладывай, что там такое!
Но ничего так и не всплыло в его памяти, и Калле устал. Ему хотелось спать.
И вот мало-помалу он почувствовал, как подкрадывается к нему приятная дурманящая сонливость, означавшая, что он вот-вот уснет.
Но тут, как раз когда он уже наполовину заснул, крошечный уголок его мозга выпустил наконец то, что бесконечно перемалывал в своей глубине. И это было всего лишь одно-единственное предложение. А произнесли его голосом Андерса:
– Не дай я Беппо шоколад, я бы пропал!
Калле уселся на кровати. Внезапно он совершенно проснулся.
– Не дай я Беппо шоколад, я бы пропал! – тихонько повторил он.
Что удивительного было в этой фразе? Почему так необходимо было ее вспомнить?
Да потому… потому что… существовала ужасающая возможность…
Зайдя так далеко в своих мыслях, он лег и тщательно натянул одеяло на голову.
– Калле Блумквист, – сказал он, как бы предупреждая самого себя, – не начинай все сначала! Не возникай еще раз со своими детективными причудами! Полагаю, мы пришли к согласию в том, что… с такого рода глупостями мы уже распрощались!
А теперь он уснет! Он должен уснуть!
– Я – жертва отварной трески!
Он снова услышал голос Андерса. Черт побери, почему его не оставят в покое? Почему появляется Андерс и долдонит, долдонит? Что он, не может лежать дома и развлекать самого себя, если он так отчаянно болтлив?
Но теперь уже ничем не поможешь. Эти ужасные мысли прорвались наружу. И их невозможно удержать.
Подумать только, а что, если Андерса рвало не из-за рыбы?! Отварная треска – невкусно, в этом Калле был согласен с Андерсом, но разве от нее может рвать всю ночь? И подумать только: а что, если Беппо отравился не морским луком? Подумать только, а что, если это был… подумать только, если это был… отравленный шоколад!
Калле снова попытался остановить самого себя.
– Заметно, что суперсыщик начитался газет, – иронизировал он. – И мне кажется, именно о преступлениях последних лет! Но если раньше случалось, что кого-то уничтожали с помощью отравленного шоколада, то это не значит, что каждая чертовская плитка шоколада битком набита мышьяком.
Некоторое время он тихо лежал и думал. И мысли его внушали ему страх.
«Но ведь не только я читал газеты и изучал разные преступные версии, – думал он. – Это мог сделать кто-то еще. Например, некто в зеленых габардиновых брюках. Тот, кто боится. Он тоже мог прочитать статью о Еве Лотте, где говорится о том, как много шоколада и карамелек она получила по почте. Ту самую статью, где написано, что, быть может, Ева Лотта Лисандер станет тем орудием, которое приведет наглого убийцу, или как там его, к заслуженной каре. О ты, великий Навуходоносор, подумать только, если бы это было так!»
Калле выскочил из кровати. Ведь вторая половина плитки шоколада досталась ему! Он совершенно забыл о ней. Где же она?
Конечно, она по-прежнему лежала в кармане брюк. Тех самых, в которых он был в тот день. Он не надевал их с тех пор. Какая удача, какая сказочная удача, если все в самом деле так, как он подозревал. |