Мы вводим газ через эту вот стеклянную трубочку, пропускаем его дальше и высушиваем в трубочке с обезвоженным хлоридом кальция, а затем пропускаем через эту еще более узкую трубочку. На спиртовке мы подогреваем газ. И тогда, понятно, газ разделяется на водород и свободно выделившийся мышьяк. Мышьяк оседает на стенках стеклянной пробирки в виде зеркального серо-черного налета так называемого конденсата – мышьякового зеркала, о котором, надеюсь, вы слышали, мой юный друг?
Его юный друг вообще ни о чем не слышал, но с напряженным вниманием следил за всеми приготовлениями великого сыщика.
– Вспомните, – сказал суперсыщик, когда под конец зажег спиртовку, – что я ни в коем случае не утверждал, будто в шоколаде действительно содержится мышьяк. Я делаю лишь обычное рутинное исследование и искренне надеюсь, что все мои подозрения беспочвенны.
Затем в залитой солнцем гардеробной воцарилась тишина. Великий сыщик был так занят своим опытом, что совсем позабыл про юного друга. Пробирка нагрелась. Кусочек шоколада Калле превратил в порошок и с помощью стеклянной трубочки ввел его в увлажняющий газовый аппарат.
Они ждали затаив дыхание.
– Боже, вот оно! Конденсат на стенках пробирки!
Ужасное доказательство того, что он был прав! Калле смотрел на пробирку, словно не веря глазам своим. В глубине души он все время сомневался. Теперь сомнений быть не могло. Это означало… нечто ужасное.
Весь дрожа, погасил он спиртовку. Его воображаемый собеседник скрылся. Он исчез в тот самый миг, когда суперсыщик превратился в маленького испуганного Калле.
Андерс проснулся через час – оттого что под его окном прозвучал сигнал Белой Розы. Он просунул свою сонную физиономию среди гераней и фикусов, чтобы посмотреть, кто это. У сапожной мастерской стоял Калле и кивал ему.
– Пожар, что ли? – спросил Андерс. – Зачем ты будишь людей ни свет ни заря?
– Не болтай, а спускайся вниз, – сказал Калле.
И когда Андерс наконец явился к нему, Калле, вперив в него взгляд своих серьезных глаз, спросил:
– Ты сам пробовал шоколад, прежде чем дать его Беппо?
Андерс удивленно уставился на него.
– Ты примчался сюда в семь утра только для того, чтобы спросить меня об этом? – воскликнул он.
– Да, потому что в нем был мышьяк, – спокойно и тихо сказал Калле.
Лицо Андерса сразу как-то сузилось и побледнело.
– Не помню, – прошептал он. – А, да, я вылизал пальцы… я сунул Великого Мумрика прямо в растаявший шоколад, который был у меня в кармане. Ты абсолютно уверен в…
– Да, – твердо сказал Калле. – А теперь идем в полицию.
Он поспешно рассказал Андерсу о пробе, которую сделал, и ужасной правде, которую разоблачил. Оба мальчика подумали о Еве Лотте, и им стало во много раз страшнее, чем когда-либо прежде в их недолгой жизни. Ева Лотта не должна об этом узнать, пусть и в дальнейшем остается в неведении – к такому мнению пришли они оба. Андерс подумал о Беппо.
– Это я отравил его, – в отчаянии произнес он. – Если Беппо сдохнет, я никогда не смогу смотреть в глаза Сикстену.
– Беппо не сдохнет. Ты ведь знаешь, что сказал ветеринар, – утешил его Калле. – Ему столько раз промывали желудок, и он получил столько лекарств! Сделали все возможное, чтобы спасти его жизнь. И пожалуй, лучше, что шоколад проглотил Беппо, чем его съели бы ты или Ева Лотта.
– Или ты, – добавил Андерс.
Они оба содрогнулись.
– Одно, во всяком случае, ясно, – сказал Андерс, когда они направлялись в полицейский участок.
– Что именно? – спросил Калле.
– Этим преступлением должен заняться ты, Калле. А то никакого толка не будет. Я ведь все время твердил это. |