— Получите!

— Щенок, — сказал он зло, — такое рисуешь… Я тебе в отцы гожусь!..

— Не годитесь, — сказал я. — В том-то и дело, что не годитесь!

За окном в электричке как бы приближался Ярославский вокзал.

Я вышел в тамбур вагона.

Перфокарты московских окон Юлкиной квартиры выдавали мне неясную информацию: то ли Юла дома, то ли ее нет. То ли в ее комнате горит зеленая настенная лампа, то ли стекла зеленеют от световой рекламы «Пейте Советское Шампанское».

Я уже направился к подъезду, заметив, что на табуретке возле него дежурила незнакомая мне лифтерша. Было бы лучше, если бы знакомая. Сейчас начнутся расспросы, к кому да в какую квартиру… Я прибавил ход, делая вид, что живу в этом доме.

— Вот он к какому доктору поехал, — сказал Сулькин, выходя из кустов и преграждая мне дорогу.

За ним — Умпа и Проклов.

Я остановился.

— Ну что, тебе «скорую помощь» вызвать, или вернешься своим ходом?

Умпа отстранил Сулькина и вышел вперед.

— Левашов, ты знаешь, на какие две категории мы делим всех людей? (Я промолчал.) Мы делим всех людей, — сказал Умпа, — на две категории. На людей, которые нам снятся в жизни, и на людей, которые нам не снятся. Ты, конечно, относишься к первой категории, как сам понимаешь. Ты нам снишься. Всем нам, — повторил Умпа многозначительно. — Особенно Юле Сергеевне и Эдуарду Петровичу. И поэтому мы тебя убедительно попросили бы сниться нам как можно меньше и пореже. Тем более что у Юлы Сергеевны ангина и ей вообще не до снов. А у Эдуарда Петровича скоро международные соревнования… ралли, говоря по-русски, и ему требуется полный психический комфорт.

— В больнице Юлка лежит, — тявкнул, как из подворотни, Сулькин. — Учти, в случае чего тебя в больницу не положат. Поздно будет.

«Значит, больна, — подумал я. — Так вот почему я ее не могу нигде найти. Это даже хорошо, что больна», — еще раз подумал я, не поняв сам, почему хорошо.

— Говорят, у Эдуарда Петровича ралли и свадьба с Рысью, и у Юлы Сергеевны свадьба… — повторил Умпа, как повторяют свои слова гипнотизеры.

«Почему у Эдуарда свадьба с Рысью? А с кем же у Юлы? — подумал я. — Действительно, все как во сне».

— Ты, конечно, знаешь, — продолжает Умпа, — что повторение мать учения, но учти, что я лично не люблю повторяться. То, что я тебе говорил о двух категориях, понял?

— Еще третья категория людей есть, — сказал я.

— Это какая же третья? — спросил Геннадий.

— Люди, которым вы снитесь, — сказал я.

Геннадий Умпа внешне не отреагировал на мои слова, но внутренне, внутренне он отреагировал, это я точно знал. А Сулькин совсем сузил красные искринки своих глаз. А Проклов глубоко затянулся папиросой и пустил дым прямо мне в лицо.

— Так ведь это третья категория, — сказал Умпа, надвигаясь на меня горой мышц, — а не первая. А мы первая.

Они окружили меня и… Я вспомнил, как недавно я ехал вместе с Умпой в троллейбусе и как он нарочно стал рядом со мной, взявшись за поручень, и все играл перед самым моим носом своим огромным бицепсом и тихо спрашивал: «Чуешь чем пахнет?» Я представил, как сейчас играют эти бицепсы под руками кожаной куртки Геннадия.