Она также учит меня помнить, что, пока другие томятся в оковах, вместе с ними скован и я. Я старался жить, следуя этим наставлениям. Я верю, что, вступившись за сирых и поруганных чад господних, я не зло творил, но добро. Прибегни я к тем же действиям, в каких здесь признаюсь, — прибегни я к ним, дабы вступиться за богатых, за власть имущих, за просвещенных и иже с ними, претерпи и выстрадай я при этом то же, что и теперь, все до единого в этом суде признали бы такие действия достойными скорее не кары, а награды. Ну а теперь, если сочтут необходимым отнять у меня жизнь, дабы кровь моя смешалась с кровью моих трех сыновей, с кровью миллионов в этом краю рабства, чьи права попраны жестоким и несправедливым законом, будь по сему. Я подчиняюсь. (Он озирается вокруг. Продолжает значительно, серьезно). Я убежден теперь, что преступления, в которых повинен этот край, не смыть иначе, как потоками крови. Строя свой замысел, я лелеял надежду, что осуществлю его без большого кровопролития. Но мой замысел рухнул. Думаю, что теперь этой стране ничего не остается, кроме как пройти очищение кровью.
СУДЬЯ ПАРКЕР. Джон Браун, я выношу нам смертный приговор. Декабря второго дня, 1859 года, то есть по истечении тридцати дней, вы должны быть повешены. И да помилует господь нашу душу.
<sup>Свет меркнет, все тем временем уходят. Джон Браун переходит на площадку, изображающую его тюремную камеру в Чарлстоне, штат Виргиния. Капитан Эвис вводит в камеру Мэри Браун. Джон Браун и Мэри Браун стоят в разных концах камеры на отдалении друг от друга.</sup>
КАПИТАН ЭВИС. Добрый вечер, капитан Браун.
ДЖОН БРАУН. Добрый вечер.
КАПИТАН ЭВИС. Миссис Браун, мне приказано проследить, чтобы ровно в девять часов вечера вы покинули камеру.
МЭРИ. Понимаю.
КАПИТАН ЭВИС. Военная охрана, в сопровождении которой вы прибыли в тюрьму, доставит вас в гостиницу. Вам надлежит находиться в вашей комнате до завтрашнего утра, пока не состоится повешение.
МЭРИ. Я уже дала на это согласие.
КАПИТАН ЭВИС. А теперь я обязан взять с вас слово, что вы не будете передавать супругу никаких предметов, а также никаких известий или сведений, которые могли бы каким-либо образом способствовать его побегу.
МЭРИ. Я взяла с собой в камеру только нитки с иголкой, наперсток и одежную щетку.
КАПИТАН ЭВИС. Вашим словом, капитан Браун, я уже заручился.
ДЖОН БРАУН. Вы знаете, что я не вышел бы из этой тюрьмы, даже если бы дверь ее была открыта настежь, а за дверью меня дожидалась лошадь. Несколько мгновений в петле — и я вырву победу из мрака очевидного, казалось бы, поражения.
КАПИТАН ЭВИС. Если бы только от меня зависело изменить ход завтрашних событий!.. Капитан Браун, миссис Браун, по долгу службы я обязан находиться в пределах слышимости во время вашего свидания.
МЭРИ БРАУН (с разочарованием). Как! Значит, нам нельзя и поговорить наедине?
КАПИТАН ЭВИС. Не волнуйтесь. Я буду стоять не очень далеко, но и не слишком близко — я буду слышать ваши голоса, но не смогу разобрать слов.
МЭРИ. Спасибо вам за вашу доброту, капитан.
КАПИТАН ЭВИС. Говорите свободно и ни о чем не беспокойтесь, только не повышайте голоса. (Склоняется перед Мэри Браун в поклоне). Сударыня.
<sup>Отходит и становится в угол, спиною к ним. Свет над ним постепенно угасает, как бы затушевывая его присутствие. Джон Браун и Мэри продолжают стоять на отдалении, пока капитан Эвис не поворачивается к ним спиной, и только тогда сходятся. Вглядываются друг другу в лицо. </sup>
МЭРИ. Муж мой.
ДЖОН БРАУН. Жена.
МЭРИ (глядя на его голову). У тебя не зажили раны.
ДЖОН БРАУН. Это только на голове, от ударов шпагой. Пустяк. После того что произойдет завтра утром, они не будут меня тревожить.
МЭРИ. А другие раны?
ДЖОН БРАУН. |