Изменить размер шрифта - +
Мы же люди, все понимаем. А эта - тьфу!
   И он, сопя от возмущения, принялся стаскивать джинсы. Я молча стояла рядом. До чего странные нынче учителя! Когда я училась в школе, мы никогда ничего не знали о личной жизни педагогов. Все преподавательницы были строги, вежливы и держали дистанцию. Наверное, в учительской они рассказывали друг другу о своих бедах и радостях, но на уроках сохраняли непроницаемое выражение лица, словно боги с Олимпа. Невозможно было даже представить себе, что они ссорятся с мужьями, готовят обеды и стирают белье...
   А теперь! Рассказывать детям о выкидыше! Может, я становлюсь ханжой?
   - Лампушечка, - залебезил Кирюша, - а мне картошечки?
   - Ладно, иди мой руки, - вздохнула я, - не морить же тебя голодом, Лобачевский.
   - С салом, зеленым луком и чесноком, - уточнил Кирюшка и с гиканьем понесся в ванную.
   Я ухмыльнулась. У Кирюшки самый счастливый возраст, забот никаких, и если в школе плохо, то пусть хоть дома будет хорошо, иначе зачем человеку семья?
   Не успела пожариться картошка, как прибежал Сережка, потом Катя. Вечер пролетел незаметно, в домашних хлопотах. На следующий день пришлось сначала улаживать дела в школе, потом сходить к тренеру... Словом, о Насте я вспомнила только в субботу, собираясь на рынок. Вытряхнула на диван сумку в поисках кошелька и наткнулась на ключик. Делать нечего, придется ехать в ЦИТО, мало ли что хранится в ячейке, насколько я знаю, без ключа к ней и близко не подпустят.
   В Центральном институте травматологии приветливая женщина в безукоризненно белом халате принялась методично перелистывать большую книгу. Минут пять она внимательно вчитывалась в страницы и наконец заявила:
   - Такая не поступала.
   - Проверьте еще разок, - попросила я. - Звягинцева Анастасия, с переломом шейки бедра, переведена из Склифа.
   - У нас не пишут, откуда больной, - вежливо возразила служащая и опять принялась изучать пухлый том.
   - Нет, не было.
   Я страшно удивилась:
   - Как же так! Говорили, к вам отправили, сустав искусственный собрались ставить. Женщина развела руками.
   - Может, передумали или в другое учреждение определили. Сейчас пластику многие делают, на самом деле ничего сложного, цена, конечно, кусается...
   В глубоком изумлении я вышла на Садовое кольцо и решила доехать до Склифосовского, не так уж и далеко было.
   Коза был в ординаторской. Увидев меня, он хмыкнул и ехидно спросил:
   - Небось назад хотите...
   - Ни за что, - успокоила я его, - скажите, куда увезли Настю Звягинцеву?
   - Звягинцева, Звягинцева, - начал чесать в затылке хирург.
   - Перелом шейки бедра из 717-й, - напомнила я.
   - Ах, эта, - обрадовался Станислав Федорович и потянулся к толстым историям болезни.
   Нет, все-таки у врачей омерзительная привычка запоминать не человека, а его хворобы. В прежней жизни я часто посещала гинеколога, все надеялась родить ребенка, да видно, не судьба. На прием ходила только к профессору Карымышинскому. Так вот, милейший Михаил Федорович никогда меня не узнавал. Я появлялась в кабинете, и доктор сухо бросал:
   - Раздевайтесь.
   Но стоило влезть на кресло, как добряк-врач расплывался в радостной улыбке.
   - Фросенька, детка, как дела? Узнавал он меня не по лицу. Вот и Коза припомнил Настю, лишь услышав про диагноз.
   - Ее свезли в ЦИТО, - пояснил хирург, - вот черным по белому записано: родственники пожелали дальнейшее лечение проводить в НИИ травматологии.
   - Но там Насти нет, - пробормотала я, - разве вы не ответственны за больных?
   - Только пока они в моей палате, - хмыкнул Станислав Федорович, - вышли за ворота, и привет!
   - Дайте ее домашний адрес, - попросила я.
Быстрый переход